– Этот драконорыцарь носит титул майора, – доложил Мулкеба Оттобальту.– И что нам с этого?– Не знаю. Но ему может быть приятно, если мы станем к нему обращаться с уважением. Родные слова возбуждают в любом существе положительные ассоциации.– Чего? – уточнил король.– Эль – это приятно, – доходчиво пояснил маг. – Это положительная ассоциация. Тетя – это неприятно. Это отрицательная ассоциация.– Тетя – это кошмар, – пожаловался король. – Твой дракон собирается бороться с моим кошмаром?– Надо его к этому подвигнуть.– Вот ты и двигай.– Надо заходить издалека, – коварно предложил маг. – Расслабить, добиться взаимопонимания, а затем уже…– Что делать? – спросил Оттобальт.– Поводить гостей по замку, показать им наше благосостояние. Намекнуть, что мы в долгу не останемся. И пускай Хруммса поработает над этим вопросом – выяснит там, что может особенно интересовать дракона.– Белохатки его интересуют, – буркнул вездесущий Хруммса.– Да где ж мы ему возьмем эти Белохатки? – впал король в отчаяние.– Надо обещать все, что он хочет, – нашептал маг в правое ухо. – Хруммса! Не переводи и не комментируй! А потом, когда выполнит наше задание, можно будет и отказаться от своего обещания.– А он тут погром устроит! – предположил король.– Ладно. Сделаем мы ему эти Белохатки. Будут как настоящие.
Осчастливленные необычайно вкусными блюдами, Клаус, Генрих и Ганс быстро распределили график дежурств в танке, после чего Клаус остался руководить отрядом из двадцати молчаливых гвардейцев Сереиона, а остальные отправились осматривать замок.Убедившись в полном и бесповоротном отсутствии в замке не только электричества, но и элементарных мест общественного пользования, Морунген не удержался от того, чтобы уколоть Хруммсу:– Наша наука все-таки вас обошла на несколько корпусов. Причем еще до начала войны. Так что согласитесь, сопротивление рейху – очевидно бессмысленная вещь.– Вы заставили работать на вас лучшие умы Европы и думаете, что так будет продолжаться вечно? Я не говорю уже о том, что Гудериан учился в Москве, и это тоже очевидная вещь, – отвечал Хруммса с обидой за весь цивилизованный мир.– Никто никого не заставлял! – возмутился Морунген, в глубине души ощущавший Хруммсину правоту. – Как говорят у вас в России: «Рыба ищет, где глубже, а человек – где рыба», правильно я сказал?– При чем тут рыбалка? – обменялись Ганс и Генрих удивленными взглядами.– Скажите лучше спасибо господину Бользену из третьего отдела РСХА, – ядовито сообщил Хруммса, – что он вашим ученым и вашим идеологам не дал докатиться до ядерного апофеоза, а то пришлось бы янки увековечить вашу нацию вместо японцев.– Что-то я не понимаю, о чем мы говорим, – попытался проморгаться Дитрих.Оттобальт со свитой шагали чуть позади, мучась любопытством, но не смея прерывать беседу полиглота и драконорыцарей.– Это, в общем, и к лучшему, что вы меня не понимаете, – загадочно сообщил Хруммса. – Вот господин Бользен – тот всегда понимал. Пиво у вас замечательное, – продолжил он безо всякой видимой связи с предыдущим. – Вот его и варили бы, в этом, можно сказать, все нуждаются. Ну а лично мне по сердцу, как вы играете. Лучше бы партию национал-музыкантов организовали, имени Рихарда Вагнера. И гимн бы взяли – «Полет валькирий». Впечатляюще? Это наверняка многим бы понравилось… – он сделал длинную паузу, задумавшись о чем-то своем, – у нас тоже.– Я польщен тем, что даже здесь знают Вагнера, – приосанился Морунген.Генрих обрадовался:– Ну! Музыка! Это мы умеем, это у нас в крови.Он добыл из кармана губную гармошку и принялся лихо наигрывать на ней «Ах майн либер Аугустин». При первых тактах этой нехитрой мелодийки глаза у Дитриха широко открылись и он хищно произнес: «Так, я понял, почему ко мне постоянно привязывается эта паршивая песенка!».На мага Мулкебу вид немца, играющего на губной гармошке, произвел совершенно невероятное впечатление. Он остановился на месте, придержал за рукавчик Хруммсу и потянулся к инструменту дрожащей рукой:– Ой! Неужто это та самая пульзялипическая дудка, под которую пляшут все драконы?Генрих прекратил играть и внимательно уставился на Мулкебу. Тот глядел на него доверчивыми глазами и улыбался. Диц почувствовал, что ему нужны пояснения, и обратился к Хруммсе:– Что он говорит?Однако полиглоту было не до Генриха. Он как раз пытался втолковать Мулкебе пару простых истин:– Нет, нет, это другая дудка, под нее у них сейчас Европа пляшет. – Он торопливо обернулся к немцам и успокоил их: – Мы тут, знаете ли, очень отстали от цивилизованного мира, если не сказать больше.– Да, да, мы все понимаем, – посочувствовал Дитрих. – Когда война закончится, дела пойдут к лучшему, Германия не позволит никому в России жить плохо. Мы построим большое, сильное общество.– Представляю себе блестящее будущее и радужные перспективы этого общества, – буркнул Хруммса себе под нос. – Одни сплошные чистокровные арийцы с нордическими характерами.– И еще отремонтируем все дороги, чтобы можно было ездить не только верхом, – радостно сообщил Ганс.– Да! – осенило Морунгена. – Правильно, Ганс. Сначала разберемся с дорогами, а потом – общество.– Ничего не понимаю, – обиделся Оттобальт. – Они осматривают мой замок или замок нашего полиглота? И что они собираются делать с моими прекрасными дорогами? Что это значит: «чтобы по ним можно было ездить не только верхом»? А как еще?– Вероятно, в повозках, – подсказал недоумевающий Марона.– Чем им дороги не угодили? – продолжал бушевать Оттобальт. – Марона, меня начинают терзать смутные и неясные, но очень страшные предчувствия.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100