Старейшины наши
меня, мол, затем и послали, чтобы узнать.
Тут дедушка Рагнарис с досады плюнул, лицом стал как чищеная свекла,
однако сдержался - промолчал.
Сигизвульт отвечал степенно (вежливый человек этот Сигизвульт), что
коли на рыбалку из их села кто пойдет, то и случится ему прибить то щуку,
а то и сома. А кого воин-то тот, Агигульф, прибил с мальчишками? Одвульф
на это отвечал, что кого прибил - неведомо. Рыжего какого-то. И голову ему
снял. И меч забрал.
На то Сигизвульт еще более степенно осведомился, чем еще поживились
тот воин Агигульф с мальчишками? Много ли награбили?
Я этот рассказ слушая, так и замер: неужто про портки Сигизвульту
рассказал - опозорил и себя, и нас с дядей Агигульфом? Но Одвульф про
портки ничего говорить не стал. Сказал, что ответил этому Сигизвульту
весьма вежливо, что не ради грабежа убили рыжего, а просто так. За то, что
незнакомый был. За то, что в камышах сидел. И за то, что рыжий этот уже
как-то раз попадался на глаза воину Агигульфу, но никто в нашем селе про
рыжего не поверил, через что тому воину Агигульфу позор великий вышел. Вот
воин Агигульф и рассердился на рыжего и решил правду свою отстоять. Для
того и нужна была ему голова того рыжего.
Тут Сигизвульт спросил, что за храбрец у вас такой этот Агигульф? Чей
он сын? На это Одвульф отвечал: Рагнариса. Сигизвульт спросил: не того ли
самого Рагнариса, которого отец из дома за беспутство выгнал? Одвульф
отвечал: того самого, только у нас он - почтенный старейшина, отец многих
сыновей. И Агигульф - славнейший из них, хотя и уступает Ульфу, старшему
брату своему. Страшен Ульф, средний сын Рагнариса, с мечами в обеих руках.
Сигизвульт и про Ульфа расспрашивать стал. Что, мол, этот Ульф тоже
по камышам с мальчишками славы себе добывает? Одвульф на то отвечал, что
ныне в рабстве Ульф, проигрался Ульф со всем семейством и перешел к самому
князю, к Теодобаду, военному вождю. На что Сигизвульт признал: ежели
самому вождю, то воистину славный то подвиг.
Сигизвульт все так же учтиво предложил к рыжему, что в камышах сидел,
в разговорах возвратиться. Спросил про голову - какова, мол, участь
головы?
Голову эту славный воин Агигульф в другое место повез показывать. А
чтобы ему, Одвульфу, в рассказе его вера была, меч тот чужаков Одвульф с
собой привез. И Сигизвульту меч предъявил.
Сигизвульт меч тот осмотрел, ощупал, чуть не обнюхал, едва не
облизал. Потом и сыновья Сигизвультовы с зятьями его тоже меч этот
смотрели, щупали, нюхали, лизали. Чуть было не съели. После суждение свое
вынесли: не нашенский, мол, меч.
И спросил сыновей да зятьев сигизвультовых Одвульф: не видали ли чего
подобного? И им тоже про рыжего рассказал.
Зятья же и сыновья Сигизвульта того вид нахальный имели (сразу видно,
что не держит их твердой рукой Сигизвульт, не то что Рагнарис и Хродомер!)
Отвечали так, что есть, мол, в селе у них воин один, Хиндасвинт, до
медовухи весьма охочий; так вот этот Хиндасвинт как-то раз долго по лесу
за Понтием Пилатом гонялся, нашел где-то в наших лесах Понтия Пилата.
Прибить Пилата хотел - зачем Иисуса Христа распял, вражья морда? Так вот
надо бы этого Хиндасвинта распросить, может, он и рыжего видел.
И спросил один из зятьев сигизвультовых Одвульфа: не Пилат ли часом
рыжий тот? Надо Хиндасвинта тогда утешить: отомстили, мол, за Иисуса. И
заржал, что гизарнов жеребец.
А второй зять сигизвультов спросил Одвульфа: что, мол, воин тот
Агигульф - христианин, раз за Христа так ратует, Пилата по камышам
вылавливает?
Потупился Одвульф, за больное место его задели. Нет, сказал честно,
воин тот Агигульф, хоть и славен и доблестен, но в вере своей заблуждается
и поклоняется идолищам.
Тут один из сыновей Сигизвульта (Одвульфу он сразу не понравился -
рожа лисья и говорит вкрадчиво да с подковыркой) сказал: не Гупту ли
нашего часом этот Агигульф прибил? Рыжий Гупта-то и шастает где ни попадя.
Мог и в камышах сидеть. Кто ведает, что блаженному на ум взбредет.
Остальные стали кричать на этого сына Сигизвульта: что ты говоришь,
мол, у гепидов, мол, Гупта. Сами же его туда и провожали. Слово Божье
гепидам понес блаженный. Воистину, блаженный. Ей-ей, блаженный. Это же
надо, к гепидам пойти со Словом Божьим! Теперь не ранее, чем через год,
вернется, быстрее не втолкует. Благую весть гепидские головы в месяц не
пережуют.
Тут Одвульф переживать стал. Как это - нет в селе Гупты? Как же без
Гупты? Он ради Гупты, можно сказать, и вызвался в село то идти с вестью.
На то зятья и сыновья Сигизвульта улыбнулись гнусно (Сигизвульт им в
том не перечил) и сказали: вот так-то, без Гупты.
Тогда Одвульф потребовал, чтобы тинг собрали. Сигизвульт отвечал, что
он, Сигизвульт, не против и поговорит со старейшинами, чтобы тинг собрали.
Но хочет еще раз от родича своего Одвульфа услышать: как он объяснит
людям, почему их от страды оторвали, ради какого дела на тинг собрали?
Удивился Одвульф. Разве он только что Сигизвульту все это не
рассказал? Ну, коли все у них в селе такие непонятливые, еще раз повторит:
есть у нас воин, Агигульф. Пошел он как-то раз с мальчишками рыбу
ловить...
Тут Одвульф рассказ свой оборвал. Посмотрел сперва на Хродомера,
потом на Рагнариса. Синяк свой потрогал. Рагнарис и спросил его, презрения
не скрывая: что, сразу тебе синяк этот поставили? Одвульф сказал, что
синяк ему поставили не сразу. Добавил, что зятья у Сигизвульта какие-то
бешеные, не пожалел Сигизвульт дочерей своих, когда замуж их выдавал.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75