Скорее всего я оставил дверь открытой.
— Неизвестный, должно быть, посчитал, что вы ушли совсем, вломился в лавку и был все еще там, когда вы снова появились, — заметил Тобиас.
— Я вроде бы услышал шум в задней комнате, — пробормотал антиквар, — и пошел посмотреть, в чем дело. А очнулся в постели и увидел стоявшего надо мной Уитби.
Лавиния задумчиво прикусила губу.
— Знаете, это даже к лучшему, что вы не пришли в себя в саркофаге. Представить не могу ничего страшнее, чем открыть глаза и понять, что лежишь в гробу.
— Да, ощущение малоприятное, — с готовностью согласился Тредлоу.
— Вы не можете сказать, по какому поводу послали мне записку с приглашением прийти? — осведомилась Лавиния. Тредлоу сокрушенно вздохнул:
— Собирался уведомить вас, что слышал, будто за последние два дня кто-то обшарил лавки двух моих конкурентов. Говорят, что этот кто-то ищет Голубую Медузу.
Лавиния переглянулась с Тобиасом и вновь обратилась к Тредлоу:
— Может, они видели или слышали что-то, что помогло бы нам опознать преступника?
— Об этом мне ничего не известно, — покачал головой антиквар.
Глава 23
Гипнотизер сам открыл дверь и не выказал особенной радости при виде Тобиаса.
— Марч? Вот это сюрприз. Что вы здесь делаете? — проворчал он, пристально всматриваясь в лицо гостя. — Какие-нибудь новости насчет убийства?
— Я хотел поговорить с вами.
Тобиас шагнул вперед, не оставляя Хадсону иного выбора, кроме как посторониться.
— Не возражаете, если я войду?
— Но ведь вы уже вошли, — негостеприимно ответствовал хозяин. — Прошу.
Он запер дверь и повел Тобиаса в конец короткого коридора. По пути тот разглядывал обстановку. Дверь гостиной была распахнута. Он заметил, что внутри совсем темно: шторы на окнах спущены. Да и мебели почти не было: стол и единственный стул. Очевидно, Хадсоны не позаботились обставить снятый дом. Либо Селесту убили, прежде чем она выбрала обивку и мебель, либо Хадсоны вообще не намеревались долго оставаться в Лондоне.
Хадсон остановился перед маленьким, почти голым кабинетом.
— Садитесь, если хотите. Я бы предложил вам чаю, но экономка взяла выходной.
Тобиас, проигнорировав приглашение, встал у окна, спиной к затянутому тучами небу, и наскоро осмотрел комнату. На полках стояло всего несколько книг, причем, похоже, очень старых. Кожаные переплеты истерлись и потрескались. На стенах ни картин, ни рисунков. На письменном столе ни одной личной вещи.
— Можно предположить, что вы собираетесь вскоре покинуть Лондон? — осведомился он. Если Хадсону и не понравился вопрос, он ничем этого не показал и, случайно или нарочно, поспешил зайти в тот угол, где стоял стол, — единственное место, куда не падал свет из окна.
— Вы обратили внимание на отсутствие мебели, — кивнул он, небрежным жестом вынимая из кармана часы. Золотые брелоки заплясали. — Дом взят в аренду. Мы с Селестой даже не успели как следует разложить вещи, не говоря уже о покупке диванов, столов и гардин. А потом ее убили, и я, естественно, потерял всякий интерес к подобного рода вещам.
— Естественно.
— Могу я спросить, что все это значит, Марч? — чуть нараспев спросил Хадсон. Цепочка с брелоками продолжала раскачиваться. — Вы, разумеется, явились не для того, чтобы обсуждать интерьер моего дома.
— И тут вы правы. Я хотел потолковать о Ганнинге и Нортхемптоне.
Брелоки едва слышно зазвенели, но лицо Хадсона не выразило ничего, кроме вежливого недоумения. И глаз он не отвел.
— А при чем тут они?
Брелоки продолжали ритмично описывать крохотные дуги.
— Насколько я знаю, они были вашими пациентами в Бате.
— Да. Ганнинг страдал бессонницей. У Нортхемптона были проблемы в постели с женщинами.
Голос Говарда стал еще более звучным. Колебания брелоков все убыстрялись.
— Довольно обычные жалобы для людей их возраста. Не пойму, при чем тут эти люди.
Тобиас посчитал, что мерные движения брелоков становятся все более раздражающими.
— Оба они стали жертвами вора, и лишились фамильных ценностей, после того как лечились у вас, — пояснил он.
— Не понимаю. Не хотите же вы сказать, что моя Селеста имеет отношение к их несчастью? Да как вы смеете, сэр?!
Однако в голосе Говарда не прозвучало ни возмущения, ни негодования. Он, скорее, стал громче и отчетливее.
— Говорю вам, она была прелестной, импульсивной женщиной, но ни в коем случае не воровкой.
— Возможно. А возможно, и нет. Сейчас это не имеет значения.
— Прелестная, импульсивная женщина, — мягко повторил Говард. Сверкающие брелоки раскачивались, подобно маятникам. — Но не воровка. Глаза ее блестели ярче золота. Такие же золотистые, как отсветы от этих маленьких шариков, свисающих с моих часов. Глядите на шарики, Марч. Золотистые, яркие, чудесные. Так легко смотреть на них. Так трудно отвернуться.
— Приберегите вашу энергию для дураков, Хадсон, — сухо усмехнулся Тобиас. — Тех, кого вы вводите в транс. Со мной это не пройдет.
— Не понимаю, о чем вы.
— Криминальные таланты Селесты меня не интересуют. В отличие от того факта, что вы, Хадсон, скорее всего тоже вор.
— Я? — резко выкрикнул Хадсон, сжав в руке часы. Брелоки замерли неподвижно. — Как вам пришло в голову обвинять меня в подобном?
— Доказательств, правда, у меня нет.
— Еще бы!
— Но по моему мнению, случилось вот, что. — Тобиас заложил руки за спину и принялся бродить по комнате. — Много лет вы работали в одиночку. Однако подозреваю, что у вас все-таки случились столкновения с законом, поэтому вы из предосторожности сочли за лучшее исчезнуть на время. Поэтому и отплыли в Америку. Там дела пошли совсем неплохо, но, пожив немного на другом конце света, вы все же предпочли вернуться на родину и обосновались в Бате.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95