Слуги поскакали следом.
В переулке неожиданно промелькнула знакомая фигура Атоса с маячившим за его плечом унылым Гримо. Как ни хотелось д'Артаньяну вновь скрестить шпагу с мушкетером, он смирил себя - момент был самый неподходящий. Они успели лишь встретиться взглядами - и горячий жеребчик пронес гасконца мимо. Пожалуй, в Зюдердаме для него и в самом деле становилось жарковато, так и припекало под ногами...
Он догнал Анну, и их кони пошли голова в голову по набережной очередного канала. Душа д'Артаньяна была переполнена разнообразнейшими чувствами, в которых он от растерянности не пытался разобраться вовсе, но если все же попытаться выразить одной-единственной фразой переживания, терзавшие впечатлительную душу молодого гасконца, то сводились они к нехитрой, в общем, истине - он был на седьмом небе, и душа его пела...
Как он ни вглядывался, не мог различить ничего, кроме нежной щеки и розовых губ - низко надвинутая шляпа скрывала все остальное.
- Нахлобучьте шляпу пониже, - распорядилась Анна, не поворачивая головы. - Вас могут узнать, а это совершенно ни к чему.
- Там, в переулке, был Атос, он-то меня определенно узнал...
- Ну, это не так уж страшно, - откликнулась она после короткого раздумья. - Главное, они все еще не поняли, что вы и "Арамис" - одно и то же лицо, а это дает нам неплохие шансы...
- Нам? - радостно переспросил д'Артаньян.
- Вот именно. Я возвращаюсь во Францию с вами... если вы не имеете ничего против моего общества.
- Помилуйте, Анна! - воскликнул он протестующе. - Я только рад... Боже мой, вот это сюрприз! Рошфор мне ни словечком не заикнулся, что вы тоже здесь...
- Значит, у него были к тому причины.
- Однако, как мне повезло, что вы по счастливой случайности явились в решающий момент...
Анна чуть повернула к нему голову, ее мелодичный голос звучал чуть насмешливо:
- Любезный шевалье, когда речь идет о кардинальской службе и выполнении поручений монсеньёра, случайностям нет места, тем более в этом деле...
- Значит, вы...
- Я должна была вмешаться, если потребуется. По-моему, момент был самый подходящий, вам пришлось плохо...
- Да что вы! - сказал д'Артаньян, к которому вновь вернулось извечное гасконское бахвальство. - Собственно говоря, к тому времени, как вы появились, я их уже свернул в бараний рог, купил с потрохами и принудил к повиновению...
- Кто бы сомневался...
- Вы что, не верите? Клянусь небесами, я с ними управился, как с болванами...
- Я верю, верю... Вот, кстати, что это за странный обрывок разговора я слышала при вашем с ними расставании? О каком это сыне великого короля шла речь?
- Я вам потом расскажу, при удобном случае, - заверил д'Артаньян, покраснев. - Это одна из моих коварных уловок, которая сработала просто великолепно... Анна... Я не могу поверить, что вы здесь, со мной, и мы вот так запросто скачем бок о бок...
Она, наконец, подняла голову, и в голосе зазвучало неподдельное женское кокетство:
- Я вам успею еще надоесть, шевалье, нам еще несколько дней ехать вместе, до самого Парижа...
- Вы? Мне? Надоесть? - От волнения он потерял нить разговора. - Да это невозможно... С тех пор, как я вас увидел впервые, в Менге, вы стоите у меня перед глазами...
Девушка тихонько рассмеялась:
- Вы хотите сказать, что соизволили меня запомнить? Видевши один раз и мельком?
- Вы из тех, кого невозможно забыть, Анна...
- Даже после всех ваших похождений в Париже и побед над столькими красотками, от очаровательной трактирщицы Луизы до Мари де Шеврез?
Д'Артаньян почувствовал, как запылали у него кончики ушей. Воровато оглянувшись на слуг, отстававших на три корпуса, он растерянно пробормотал:
- Кто вам рассказал эти глупости...
- Тот, кто был неплохо осведомлен о ваших славных свершениях на тех полях, где вместо валькирий порхают амуры...
- Вздор, - сказал д'Артаньян. - Сплетни, злые языки... Все это время я думал только о вас...
- Почему вдруг? - спросила она с той восхитительной наивностью, что женщинам дается так легко, а мужчин повергает в полнейшую растерянность. - У вас было столько возможностей, чтобы выбросить из головы скромную путешественницу...
Д'Артаньян был уже не тот наивный и робкий юнец, что пару месяцев назад пустился в путь из Тарба, не сделав на этом свете ровным счетом ничего примечательного. И он решился.
- Потому что я люблю вас, - сказал он из-под надвинутой на лицо шляпы, и это далось тем легче, поскольку он не видел ее лица, ее глаз и мог притвориться, что говорит с самим собой или с воображаемым предметом страсти неземной, как это частенько случается в сладких грезах.
Девушка рассмеялась:
- Самое подходящее место для объяснения в любви - пустынный берег скучного канала, шпионская поездка...
- Это звучит, как стихи, - сказал расхрабрившийся д'Артаньян. - Пустынный берег скучного канала...
- Вы, часом, не пишете стихи?
- Нет, - честно признался гасконец. - Я их и не читал-то почти. Однажды, честно, попробовал сочинить... О вас.
- И что у вас получилось?
- Вы будете смеяться.
- Честное слово, и не подумаю.
- Правда?
- Честное слово, я же сказала.
- Как это ни странно, я люблю вас, Анна... - осмелился предать гласности свой единственный опыт версификации д'Артаньян.
- А дальше?
- А дальше у меня не получилось, как я ни бился, - убитым голосом сознался д'Артаньян. - Не выходит, хоть тресни...
- Должно быть, все оттого, что я не внушаю вам достаточно сильных чувств... - сказала она.
- Как вы можете так думать! Просто я... я, честно говоря, не получил никакого образования, в нашей глуши неоткуда было взяться поэтам... Вы - другое дело, вы ведь живете в Париже...
- Детство и юность я провела большей частью в Лондоне, так сложилось.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120