Ц Как женщина у другой женщины, Ц сказала королева, Ц прошу у вас проще
ния!

IV

В полдень Жильберт сидел у входа в свою палатку. Ярко светящее солнце яро
стно согревало его, тем более, что день был свежий, и он ещё не оправился от
своих ушибов. Он смотрел, как солдаты ходили лениво, а в числе их Ц Дунста
н и Альрик; они готовили полдник на походных очагах. Жильберт же в это врем
я думал, что прошло уже два дня, как он спас жизнь королевы, и хотя многие ца
редворцы заходили к нему, спрашивали о его здоровье и беседовали о его ве
ликом подвиге, но он не получил никакой благодарственной весточки от Эле
оноры и короля, как будто они забыли о нем. Но о Беатрисе Дунстан сообщил е
му, что у неё была лихорадка и бред нормандка, ухаживавшая за ней, рассказы
вала, что во сне она все говорила о своём доме. Жильберт ненавидел себя за
то, что он ничего не сделал для неё, и глубоко сожалел, что поддался чарам г
лаз и голоса королевы в критическую минуту, когда решался вопрос о жизни
и смерти их обеих. Благородные рыцари проходили мимо его палатки, идя дом
ой от королевского жилища, где ежедневно происходил военный совет о даль
нейшем походе. По-прежнему висел на пике его щит без всяких украшений. Мол
одой человек не получил никакого королевского подарка, как все ожидали,
даже платка или портупеи. Поэтому некоторые из знатных рыцарей только се
рьёзно кланялись ему без дружбы или фамильярности. Находились и такие, ч
то от него отворачивались, как будто он совершил ранее какой-нибудь прос
тупок, который не мог загладить его настоящий подвиг. Но ему было все равн
о, так как по природе он не был царедворцем, и вообще английские норманны б
ыли холоднее и серьёзнее французских, менее их заискивали при дворе.
Наконец Дунстан явился из-за палатки, где был расположен лагерный очаг, и
принёс кушанье в двух блестящих медных сосудах. Жильберт встал, вошёл в п
алатку и принялся обедать. Его пища была очень грубая и состояла из супа с
овощами, с мякишем хлеба, с кусками мяса и с натёртым сыром, плававшим на п
оверхности густого супа. В другом сосуде находились небольшие куски жар
еной на деревянном вертеле говядины, почерневшей по краям от огня. Все эт
о пахло дымом, потому что дерево, на котором жарили мясо, взятое из лесу, ещ
ё совсем не высохло. Жильберт, однако, ел, не нахваливая и не осуждая пищи, т
ак как на походе он часто довольствовался чёрствым хлебом немецких посе
лян и пшеничными опресноками диких венгерцев. По пятницам, субботам, в ка
нуны праздников и во время постов он питался только хлебом и варёными ов
ощами, какие только можно было отыскать. Это постничество напоминало ему
старинные дни, проведённые в Ширингском аббатстве.
Он верил, как большинство людей того времени, что было нечто, превосходив
шее простые человеческие желания и страсти, нечто, обитавшее в храме душ
и, которого можно было достичь путём страданий; и люди достигали этого вы
сшего душевного блаженства путём всяческого умерщвления плоти. Они пре
дпочитали смерть, лишь бы душа была не запятнана, и каждый физический гре
х казался им столь же важным, как убийство.
Одна мысль, что он мог любить королеву или хоть одну минуту чувствовать э
ту любовь, казалась ему в десять тысяч раз хуже, чем детская любовь к Беатр
исе, считаемой им родственницей. Но относительно королевы молодой челов
ек обвинял себя, хотя он подвергся только соблазну, не бывшему ещё грехом.
Очевидно, что чувственное возбуждение, ощущаемое им ночью в Везелее и оп
ять теперь, было чем-то грешным, потому что его результат в критическую ми
нуту был роковым.
Все это было мелочью и излишней тонкостью, так что сильному человеку не с
тоило об этом думать и мучить своё сердце. Но оно не было пустяком в виду у
беждения что вечная пытка ожидает человека, который пожелал жены ближне
го. Между рыцарями многие не считали этого закона столь строгим и погибе
ли за его нарушение столь верной. Даже сама Элеонора называла свои грехи
нежными именами. Но старомодные англичане и добрый ширингский аббат смо
трели на это иначе, придерживаясь старинных верований, и дрожали от убеж
дения, что наступит день страшного суда для крупных и мелких проступков,
для искупления которых шли пешком в Иерусалим и умерщвляли свою плоть.
Поэтому Жильберт смотрел на все физические страдания и лишения, встреча
вшиеся ему на пути, как на искупление, полезное для его души. Хотя в жилах е
го играла молодая кровь, и в глазах сверкало блестящее пламя, его холодны
й, аскетический ум боролся против пламенной жизни и придерживался мрачн
ого взгляда на ожидаемый конец.
Однако с течением времени его сила росла, щеки загорели, широкий лоб сдел
ался бледнее, а глаза задумчивее; он все более и более жаждал обнажить сво
й меч за святой крест. Он уже не хотел проливать кровь только ради неё само
й и не желал обнажить меч, как некогда в Тосканской долине, только для того
, чтобы вонзить его острие в какое-нибудь тело. Теперь он хотел видеть при
чину и цель, тогда как прежде он жаждал борьбы. Теперь он значительно разв
ился и поднялся над собственным уровнем на несколько ступеней.
Жильберт знал это, и, однако, сидя за полдником, он грустно думал, что после
дние годы со времени его несчастий прошли очень печально. При этом кажды
й раз, когда он думал о своём развитии, какое-нибудь событие или непредвид
енное обстоятельство заставляло его пятиться назад. Он гордился в Фарин
гдоне своим детским умением владеть оружием, и перед его глазами изменни
чески убит был его отец;
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99