Сладок рис отварной,
Удивительно вкусный и сытный,
И от постных супов
Поднимается пар аппетитный,
А душистого чая
И сладостных вин ароматы
Словно дымкою прелести
Зал оживляют богатый.
Хоть радушный хозяин
Не знатного происхожденья,
Но и яствам царей
Не уступят его угощенья.
А вокруг - восторгаясь
И пир возвещая великий,
Сотрясают и небо
И землю веселые клики!
В тот самый момент, когда Танский монах обменивался поклонами с хозяином дома, явился слуга и доложил:
- Гости пожаловали!
То были жившие по соседству и получившие приглашения старшие и младшие братья хозяина со своими семьями, а также сестры с мужьями. Кроме того, к Танскому монаху подошли и приветствовали его поклонами благодетели из этой же округи и друзья хозяина, славящие Будду. По окончании приветствий все расселись по своим местам. Внизу зазвучали барабаны, лютни и дудки, вверху зазвенели струны, и началось пение, услаждающее слух пирующих.
Чжу Ба-цзе был так поглощен едой, что ничего не замечал вокруг. Обратившись к Ша-сэну, он сказал ему:
- Брат! Наедайся как следует. Мы никогда больше не найдем такого прекрасного и обильного угощения!
- С чего ты это взял? - усмехнулся Ша-сэн. - Знаешь пословицу? «Если ты сыт, никакие драгоценные яства на ум не пойдут, а запасов не сделаешь, живот не кубышка».
- Не в этом дело! - прервал его Чжу Ба-цзе. - Какой непонятливый! Вот я сужу по себе: если наемся досыта, то целых три дня не почувствую голода, как бы ни работал.
Сунь У-кун услышал и сказал.
- Смотри, Дурень, как бы живот у тебя не лопнул! Мы ведь сейчас отправляемся в путь!
Незаметно наступил полдень. Танский монах, сидевший на главном месте, поднял палочки для еды и начал читать благодарственную молитву. Чжу Ба-цзе засуетился и принялся доедать все остатки, опустошая одним духом целые плошки, а затем стал сваливать в свои широченные рукава мучные пампушки, блины с начинкой, жареные блины и печеные плоды, пока не набил ими оба рукава до отказа, лишь после этого он встал из-за стола. Танский наставник уже в который раз поблагодарил хозяина дома, затем всех присутствующих, после чего все вместе направились к выходу.
Посмотрели бы вы на разноцветные флаги и роскошные балдахины, на барабанщиков и музыкантов, выстроившихся за воротами!
Тут еще подоспели монахи-буддисты и монахи-даосы.
- Что же вы так поздно? - с улыбкой спросил их хозяин. - Танский монах очень торопится и вы даже не успеете вкусить трапезы. Придется угостить вас после проводов, когда вернемся.
Толпа расступилась. Носильщики понесли паланкин, верховые поскакали верхом, пешие пошли пешком - все двинулись, пропуская вперед Танского монаха и его учеников.
Музыка и бой барабанов потрясали небо, флаги и хоругви скрывали солнце, люди собирались толпами, кони и повозки запрудили всю улицу. Все жители города спешили посмотреть, как Коу Хун провожает Танского монаха.
Про эти богатые и почетные проводы сложены даже стихи:
Окружают его жемчуга, изумруды,
Восседает он на драгоценном ковре,
Да, великий почет был оказан монаху,
Словно царской невесте в парчовом шатре.
Буддийские монахи на прощанье хором пропели песнопения о Будде, а даосы протрубили какие-то таинственные звуки. Они проводили наших путников за городские ворота.
Когда шествие прибыло на первую станцию в десяти ли от города, опять было подано угощение в дорожных сосудах и флягах. Подняли чарки с вином, выпили и стали прощаться. Но Коу Хун никак не мог расстаться со своими гостями.
- Почтенный наставник, - говорил он, глотая слезы. - Когда будешь возвращаться со священными книгами, непременно поживи у меня хоть несколько дней, иначе сердце мое не успокоится.
Танский монах был очень растроган и не переставая благодарил Коу Хуна.
- Если я прибуду на чудесную гору Линшань и получу возможность лицезреть Будду, то прежде всего поведаю ему о твоей великой добродетели, - сказал он, - а на обратном пути непременно переступлю порог твоего дома и земно поклонюсь тебе в знак глубокой благодарности. Поклонюсь до самой земли, - повторил он.
Так, прощаясь друг с другом, они незаметно прошли еще два или три ли. Наконец Танский наставник взмолился дальше не провожать его. Коу Хун громко разрыдался и повернул обратно.
Вот уж поистине:
Кто свой обет сдержал -
Приют давать монахам,
Тот сам верховного
Прозрения достиг,
И все же от него,
Пока не станет прахом,
Великий Будда скрыл
Свой лучезарный лик.
Однако оставим Коу Хуна, который вернулся обратно вместе со всеми провожающими, и продолжим наш рассказ об учителе и его учениках.
Когда они отошли на несколько десятков ли, стало смеркаться.
- Уже вечереет, - сказал наставник, обращаясь к своим ученикам. - Надо поискать ночлег.
Чжу Ба-цзе, несший коромысло с поклажей, сердито буркнул: - Отказались от всего готового, не захотелось жить в чистых, прохладных комнатах, а понесло невесть куда, по какой дороге, словно в погоню за душой покойника! Время позднее, вот-вот пойдет дождь, что будем делать?
- Скотина ты! - выругался Танский монах. - Опять начинаешь роптать? Не зря говорят: «Хоть и хорошо в столице Чанъань, а дома лучше!». Если мы сможем поклониться Будде и получим у него священные книги, то, вернувшись в великое Танское государство, я попрошу владыку государя, чтобы тебе на царской кухне разрешили есть вволю несколько лет подряд, может, ты, скотина, обожрешься там, вот тогда и умрешь неприкаянным духом.
Дурень не посмел ничего возразить и лишь втихомолку усмехнулся про себя.
Сунь У-кун тем временем стал глядеть вдаль и, увидев несколько строений у самой дороги, поспешил сообщить об этом наставнику.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187