Платье бы у них не сносилось!Хата бы у них не хилилась!Сабля бы у Тимоши не тупилась,У Настасьи тесто в квашне заводилось! Степан подхватил Тимошку и Настеньку за руки и повел их вокруг цветущей черемухи. Пусть у них веселье не минует,А беда ни разу не ночует!.. Пели все, как в хороводе, двигаясь с ним вокруг цветущего дерева. Степан обвел молодых три раза вокруг, а величальная песня еще не кончилась: она желала молодым всякого добра, дюжину добрых коней, дюжину дойных коров, дюжину свинок, да у каждой по дюжине поросят, овечек, да кур, да гусей несметно…И вот уже свадебные гости изображали ужимками и выкриками все эти несметные богатства: тот — кур, тот — гусей, тот — свинку, тот — целое стадо овец… Над поляной неслось мычание, кудахтание, блеяние. А сыны-то статью в атамана,А казачки личиком в Настюшку… Едва пробивалась песня сквозь хор озорных и веселых выкриков. И вдруг при последних словах все забыли овечек, кур и визгливых поросят, и со всех сторон запищали на разные голоса новорожденные младенцы… От сынов будет Тимошеньке почет и слава!А от дочек будет Настеньке любовь да слава!Слава!Слава!Слава!Слава! — перекликались в последнем сплетении мужские и девичьи голоса.Степан поставил перед гостями жениха и невесту, обменял их кольцами и соединил их руки.— Целуйтесь, — велел он.Настя и жених ее — оба потупились.— Да пошто же целоваться-то батька? Зазорно! — сказал Тимошка.— Целуйтесь, целуйтесь, какая же свадьба без поцелуев! — возразил атаман.Этот довод показался убедительным. Тимошка неловко чмокнул невесту.— Еще раз, — сказал атаман.— Пошто уж еще-то? И хватит! — заспорил Тимошка.— Целуйтесь, целуйтесь! — закричали со всех сторон всем народом.— Еще, — в третий раз настаивал атаман. — Ну, вот вы и муж с женой, — заключил он. — Идите теперь на всю жизнь, и я вас теперь поцелую. Ты, сынок, не обидь казачку, — добавил Степан, обняв жениха. — А ты его слушай. Он тебе теперь больше батьки, — сказал он невесте.Поздравив их, атаман открыл сундучок, поставленный на ковре под черемухой, подарил жениха саблей, а Алена — невесту сережками, и вся толпа гостей с криком, шумом, со смехом стала их поздравлять, а казаки-дружки поднесли по чарке сперва молодым, а там и другим гостям — во здравие жениха и невесты.Степан Тимофеевич со всеми помолодел. Таким еще никто не видал Разина. До сих пор веселье его бывало буйным, коротким и тотчас сменялось суровой озабоченностью, но тут с его плеч как будто слетели целых два десятка годов. Он сиял. Грозных глаз его как не бывало, из них искрился радостный смех, ясная молодость, ласка, привет…Стукаясь чарками с молодыми казаками, Степан их по-дружески обнимал за плечи, холостых поощрял жениться, девушкам сватал парней, с женатыми заводил пересмешки да шутки…— Ну и батька у нас разошелся! Ну, батька! — удивленно переговаривались между собою казаки, отвыкшие от такого раздолья.К Степану подошла из толпы несмелая новая пара — жених с невестой Они сказали, что собрались провожать молодых в Черкасск, а там и сами хотели венчаться. Степан взял их за руки и вывел на холм под черемухой.— Объявляю всем, атаманы, жениха, Филиппа Петровича Московкина, да невесту, голосистую певунью Лукерью Дроновну Чупрыгину, — возгласил Степан, взяв их за руки. — Кто скажет за них, атаманы?Старый есаул Серебряков поднялся на холмик.— Я знаю Филю! — сказал он внятно…И снова пошли благословения да объятия, а потом атаман взял их за руки и повел вокруг дерева под такую же радостную величальную песню, желавшую молодым такой же любви, радости, счастья, как первой паре. Слава!Слава! — весело летело над темным дремлющим Доном, в котором отражались огни доброго десятка костров.Весь Кагальницкий город пировал на этих двух свадьбах. Со всего городка натащили на поляну ковров, наставили блюд…— Не все-то у нас заботы да маета! Небось черкасские так-то не женят своих! — переговаривались казаки.— Батька, батька-то, глянь! В горелки с девчатами бегает, а! Ну и батька у нас!— А мы и не ведали, каков батька веселый!Ночь озиралась светом высоких костров, и удалые казацкие пары, взявшись за руки, смелыми прыжками перелетали через огонь, под общие крики, под плясовое пение рожков и сопелей…Пожилые сидели возле широких блюд у бочонков с вином и бражкой, как вдруг, словно ветер, между костров пролетела весть: Дуняша-плясунья да Фрол Минаич батьку плясать заманили!— Идем глядеть, батька пляшет с Дуняшей!— Идем, идем! — заговорили, подымаясь от костров и бросая игры.А Степан Тимофеич, позабыв все большие заботы, круга два обойдя в пляске, покинул Дуняшу на Фрола Минаева и плавной казацкой походочкой подошел к Алене Никитичне, поклонился, и так и сяк выманивая ее из круга.У Алены в глазах заблестели слезы от счастья и радости. Давно, как давно уж он не был таким! Какая там седина, походы, разлуки!..И, как прежняя «Королевна-Дубравна», помела она цветным подолом по траве, усмехнулась, сложила руки, уронила ресницы на щеки, чуть-чуть повела плечом и вдруг подарила своего атамана таким сияющим взглядом, от которого вспыхнул он весь по-старому и пошел кружиться, как восемнадцатилетний плясун, на ходу скинув с плеч кафтан, об колено ударил шапкой и с присвистом полетел за лебедью присядкой, присядкой да колесом…За ними пошли Еремеев с женой, коренастый, как дуб, Дрон Чупрыгин с новобрачною дочкой, Федор Каторжный… даже Степан Наумыч Наумов опасливо посмотрел на свою суровую есаулиху и, не увидев в ее глазах супружеского запрета, пустился со всеми в пляс.Веселье шло до весенней зари, и только к утру, усталые и счастливые, разошлись молодые пары и гости.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180