— Чей караван? — закричал воевода.— Мой караван! — дерзко ответил казак, подняв голову.— Ворочай назад. Прохода по Волге нету! Из пушек стану палить…— А меня не возьмут ни пищали, ни пушки! Себе на беду запалишь! — ответил все тот же казак.— Зелье трави-и! — закричал воевода.Пушкари поднесли фитили к запалам… Вот тебе и «трави-и»! С шипеньем и свистом, с вонючим дымом порох сгорал, выходя запалами.— Ну, постой, воевода! Назад ворочусь — я те бороду выщиплю! — крикнул Степан со струга.Караван миновал Царицын. Паруса, теченье и весла быстро несли суда.— Батька! — окликнул Никита Петух атамана. — Развязывай, что ли!..— Ну, ты добрый лазутчик! — сказал Степан, саблей разрезав веревку на руках Петуха. — И саблю мою возьми. Клинок адамашский. Кабы пушка палила — сей саблей башку тебе снес бы…
Рассвело. Караван шел по неоглядной шири волжского половодья. По правому берегу невдалеке, объехав Царицын, медленно двигалась ватага конных.«Вот те на, Степан Тимофеич, с царем подрался! — думал Разин. — Теперь хошь не хошь, а води человеков, да что ни шаг, то ногой тычь — топь аль путь…»— Водить человеков — великое дело! — вслух произнес Степан, вспомнив давнего друга, старого беломорского рыбака. В Яицком городке Казачий есаул Яицкого Гурьева-городка Федор Сукнин, высоко закатав рукава белой рубахи и присев под конское брюхо, ставил припарку к ноге любимца.Друг Федора — Левка Неделин вошел к нему во двор, поросший густой, сочной зеленью и душистыми кустами цветов, в которых гудели жуки.— Здоров, Федор Власыч! — окликнул гость есаула. — Отреножил коняка?Федор поднялся и покачал головой.— И лих его знает, отколь взялась у копыта гниль! Чаял, пройдет, ан все хуже. Татарин мне насоветовал класть сырую печенку — и снова хуже…Федор вышел из-под навеса к колодцу, помыл из медного мусульманского кумганчика руки и, вытерев их о холщовый рушник, приветливо повитался за руку с казаком.— Айда, заходи в кибитку. Хабар бар-ма? Новости есть ли? (тат.)

— по-татарски шутливо спросил Федор.— Бар. Хабар бик якши! Есть. Новости (или вести) очень хороши! (тат.)

— отозвался Левка, вслед за хозяином поднимаясь на высокое крыльцо каменного дома Сукнина.— Садись. Хозяйка гостюет где-то, а нам без нее веселей, — сказал Федор, доставая с полки две серебряные чарки и подвигая к столу украшенную резьбой скамейку.Казаки Яицкого городка постоянно выезжали в разъезды по берегу «для вестей» из степных просторов. Левка Неделин только что возвратился из степи после такой поездки.Федор внес из подвала глиняный пузатый кувшин с вином, вытер влажное от прохлады донце с налипшей соломой и поставил его на яркий персидский поднос, добыл из погребца широкую тонкую чашку с осетровой икрой, выложил хлеб и, наконец успокоившись от хозяйских забот, уселся за стол напротив гостя и налил по полной чарке вина.— Да ты бы, Левонтий, кафтан-то долой. Ишь жарища какая! Май не минул, а печет, как в ильин день!..Левка скинул кафтан и остался, как хозяин, в белой рубахе и в красных суконных портах.Невысокий и коренастый, с рыжей лопатистой бородой, с хитрыми карими прищуренными глазами, Федор Сукнин был расчетлив в движениях и неспешен в словах.— Икру мажь! Такая попалась — ну прямо царю в закуску! — смачно потчевал Федор.Нарезав хлеб, он осторожно ладонью смел со скатерти крошки и вытряхнул их из горсти за окно голубям.— Ну, сказывай, что за хабар? — спросил он, снова усевшись к столу. — Да ты пей! Своих виноградов вино. По армянской науке давлено. Дух-то каков! Не вино — цветок! Одним духом пьян будешь. Пей! — угощал Сукнин, сам поднося к носу серебряную чарку и вдыхая запах вина.Левка быстро выпил и вытер ладонью черную бородку.— Хабар, Федор Власыч, с Волги, из-под Камышина, вышел, — сказал Левка. Он выразительно сжал губы и подмигнул.— Ну-ну!.. — с любопытством поощрил Сукнин, со вкусом и щедро намазывая себе икру.— Вот те и ну! Опосле пасхи с две тысячи вышла ватага с Дона — и конны, и пеши, и на челнах…— Ва-ажно! — живо одобрил Сукнин, отложив закуску. — А кто в атаманах?— Степан Тимофеев Разин, донской, верховых станиц, — сказал Левка.Федор Сукнин и Левка несколько лет назад сами сидели в Качалинском «воровском» городке на Волге, грабили караваны и едва упаслись от царской облавы, поверставшись в «городовые казаки» в Яицком городке. Городовые казаки — особый род царских охранных войск в пограничных городах.

Тут было им скучно. Они завелись домами и жили в довольстве, но донская казацкая воля манила их. Настоящая жизнь для обоих была там — на Волге и на Дону.Сукнин оживился. Медленно потягивая вино, он с загоревшимся взглядом слушал рассказ гостя.— Сказывали ногайцы, что под Царицыном он напал на весенние караваны… Не то что пограбил, а весь караван забрал — с товаром, с царской казной, с порохом, со свинцом, с пищальми… Ссылочных освободил, начальных людей порубил к сатане, а прочих с собою сманил… — рассказывал Левка.— Черт-те что! — в возбужденье вскочив из-за стола, воскликнул Сукнин. — И свинец и порох? Куды ж им теперь деваться?! И царски струги?!Сукнин подошел к окну, задернул занавеску, с непривычной суетливостью наполнил чарки вином, сел и вскочил опять…— И свинец, и порох, и пушки! — сказал Левка.— Черт-те что! — повторил Сукнин.— Голову стрелецкого порубили ко всем чертям — да и в Волгу. Купцов и приказчиков перевешали…— Ну и ну! Такого еще не бывало, — разгорячился Сукнин. — Ведь экое дело!.. Куды же он нынче делся?— Покуда они пошли на низовья. Нынче у них струги с пушечным боем. Я мыслю, ударятся в море, к Дербени…— Вот воеводам забот!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180