Одну толпу вел красавец Митяй Еремеев, другую — бывший персидский невольник Федька Каторжный, впереди третьей, самой большой и грозной, в красной запорожской шапке, сдвинутой набок на высоко поднятой голове, широким и смелым шагом шел Степан Тимофеевич, с насмешкой глядя вперед на помост, где смятенно скучилось донское старшинство.Евдокимов взглянул на донскую старшину, на атамана Корнилу, на Самаренина, Семенова, на толпу богатеев, стоявших возле помоста, и в тот же миг по их растерянным лицам, по смятению и страху, отразившемуся в глазах у своих союзников, понял, что просчитался… Они уже сами не были атаманами казачества, главою и вожаками казацкого Дона…Если бы знать заранее, что Разин осмелится появиться в Черкасске, Евдокимов сумел бы найти человека, который не устрашился б пустить в него пулю… Да кто ж его знал!.. Теперь надо только держаться с достоинством, не показать смущения. От имени самого государя прикрикнуть покрепче да устыдить…Толпа казаков широко расступилась. Разин шел, как хозяин. Ряды кармазинных кафтанов перед самым помостом угрюмо сдвинулись от прохода. Разин стремительно поднялся по ступеням, в то время как его казаки, окружая помост, оттирали «значных» и те, обалделые, уступали без спора первенство на кругу.Еремеев, Наумов и Федор Каторжный поднялись на помост за своим атаманом.— Простите нас, братцы, что мы припоздали трошки на круг, — сказал Разин на всю площадь и повернулся к московскому гостю. — А ты тут на кой черт, лазутчик боярский, в казацком кругу? В воеводы донские лезешь?!— Иван Петрович — посол государев, а не лазутчик! — пролепетал один из подьячих.Федор Каторжный молча ногой отшвырнул подьячего.— Задаром ты лазил выспрашивать про меня по станицам? — продолжал, по-прежнему обращаясь к дворянину, Разин. — Не продали казаки тебе Степанову голову?— Не лазил я никуда, — угрюмо отозвался растерявшийся Евдокимов.— Врешь, дворянин! — выкрикнул казак с площади. — У нас в верховых станицах выспрашивал много!— Вот, бач, и сбрехнул! — презрительно сказал Разин и, как мальчишке, сдвинул ему на глаза шапку.— Прочь руки! — в неистовом бешенстве вскинулся московский посланец, хватаясь за саблю.Но Степан поймал его за плечи и встряхнул богатырской рукой.— За казацкой кровью на Дон приехал?! Почем за бочку даешь?! Боярские шапки старшине всей насулил за донскую кровь, сволочь такая?! Я те дам вот боярскую шапку!..Евдокимов изловчился, рванулся и выхватил пистоль, но Степан ударил его кулаком в скулу. Царский посланец через перильца помоста вверх ногами опрокинулся навзничь в толпу.— Ершист дворянин! Воеводства донского просит! — спокойно сказал Разин. — Посадите, братцы, его воеводой к донским ершам!Десяток разинцев подхватили злосчастного дворянина и потащили его топить в Дону. Евдокимов что-то кричал, упирался, но за гулом толпы его слов было не слышно.— Степан Тимофеич! Крестник! Да что ж ты творишь-то, Степан! Дон губишь! — в отчаянье прохрипел побледневший Корнила.Разин обернулся к нему, словно только сейчас его и заметил:— А-а! Батька крестный! Здорово, здорово! — с неожиданной приветливостью воскликнул он, словно не произошло ничего особенного. — Корнила Яковлич, мы ведь с тобою сто лет не видались! — Степан насмешливо тронул шапку.— Здравствуй, Степан Тимофеич! С приездом на Тихий Дон! — растерянно и нелепо отозвался Корнила.Разинцы, обступившие толпою помост, рассмеялись.— Был, был «тихий», ан мы тут шуму тебе натворили! — усмехнулся Разин. — Да то не шум, атаман, а шум-то еще впереди!Степан повернулся к площади.— Слушай, Войско Донское! — зычно и властно призвал он, и все вдруг утихло. — Тот боярский подсыльщик приехал на Дон, чтобы свару меж нами затеять, чтобы мы друг на друга из-за царского хлеба, как голодные псы али волки, полезли кровь проливать, а как станем друг друга бить за хлебное жалованье, тут с Воронежа пять стрелецких приказов нагрянут, боярски порядки у нас на Дону заводить, он сам в воеводы донские влезет, а крестному батьке в дар за собачью послугу пришлют из Москвы боярскую шапку аршина в два, — Степан показал ладонью высоко над головою Корнилы, — да шубу зо-лотную, да боярскую вотчинку на Дону, и казаков так станиц три в крепостные — то-то! — Степан обратился к Корниле. — Так, что ли, затеяно между вами было? — внезапно спросил он.Обильный пот стекал по лицу войскового атамана. Он понял, что пришел час смертельной расплаты. В недоумении, как и откуда Степан мог узнать о беседах его с Евдокимовым, Корнила даже и не искал себе оправдания и безнадежно молчал…— Так сговорено было! — твердо ответил вместо Корнилы сам Разин. — За каждую бочку казацкой крови Логинке Семенову, Мишке Самаренину да Корнейке Ходневу — по шапке…Называя их имена, Степан взглядывал то на одного, то на другого из них, и один за другим они опустили головы…— Вор, боярский подсыльщик смущал батьку крестного быть с ним в совете со всей войсковою избой, — продолжал Степан. Он взял Корнилу за плечи и, повернув, как подростка, поставил его рядом с собой лицом к площади. — Батька хоть мне про то ничего не сказал, ан я сам узнал! — хитро тряхнув головой, говорил Разин. — Мы ведь с батькой такие «дружки»: он только чего умыслит, а я уж все знаю!..— Сердце сердцу-то весть подает! — вставил Каторжный.Казаки засмеялись всей площадью.— Степан Тимофеич… — несмело заикнулся Корнила.— Ты, батька, молчи. Я сам за тебя вступлюсь и в обиду не дам, — перебил его Разин. — Мы с батькой жалеем казацкую кровь, — обращаясь к собранию, с полной уверенностью в своих силах, насмешливо и спокойно издевался Степан.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180