Он поцеловал ее в лоб.
– Ты никогда не была тринадцатилетней, Дженна. У тебя нет возраста. Но я терпелив, как дерево. Я подожду.
– Как долго?
– А как долго ждет лавр? Или дуб? – Он отпустил ее руки, но Дженна по-прежнему чувствовала тепло его кожи.
Бок о бок они вернулись к королю, Питу и Катроне.
Солнце опускалось, заливая небо красным пламенем, и холодный ветерок гулял в развалинах, поднимая маленькие вихри пыли из-под ног. Вечерние трели птиц за дорогой оттеняли басовитые голоса мужчин.
Петра и мальчики, подойдя к Дженне, стали плечом к плечу, и король вполголоса обратился к ним:
– Мы долго ждали вас, Дженна, – или кого-то вроде вас. Наши люди бьются доблестно, но мы так одиноки.
– Тут все наше войско, – вмешался Пит. – Славные ребята, храбрые и верные, – но, кроме них, у вас нет никого.
Катрона, подсчитав, видимо, их численность, кивнула.
– Но что же мы можем? – сказала Дженна. – Нас всего-то шесть человек. Однако мы готовы помочь вам, если это поможет сестрам.
Пит прочистил горло, но король его опередил:
– Люди уже говорят о тебе – Белой Деве, Анне, которая заставила преклониться Быка и Гончую. Старые предания у всех на устах.
– Они хорошие ребята, – добавил Пит, – но готовы верить во что угодно.
– Однако ты не веришь, что я Анна, – со смесью облегчения и досады сказала Дженна.
– «Вера – это старая собака в новом ошейнике», – ответил Пит.
– Но ведь есть знаки, – сказал Карум и продолжил, загибая пальцы: – Три матери, белые волосы, Бык и Гончая…
– Меня не надо уговаривать, братец, – сказал король. – Я и без того знаю, как сильно мы в ней нуждаемся. И Пит тоже. Мы и без веры обойдемся. Что же до наших людей…
– Если Анна будет с нами, – подхватил Пит, – многие, думаю, примкнут к нам, чтобы следовать за ней.
– Но прежде чем начать сызнова, я должна покончить со старым, – заметила Дженна. – Не забывайте – об этом тоже сказано в пророчестве.
– От старого и без того осталось не так уж много. – Король хлопнул себя по больной ноге. – Мой отец убит и мачеха тоже. Моего старшего брата злодейски зарезали в ванне, выпустив его кровь в мыльную воду, и я теперь по праву король. Но на троне сидит эта жаба, Калас, отравляя самый воздух, которым он дышит, вонью своего пиджи, мы же вынуждены обитать в этих развалинах, где троном мне служит камень. – Голос короля стал хриплым от гнева, и глаза превратились в узкие щели.
Дженне снова подумалось, что он похож на волка или на одичавшую в лесу собаку.
– Да и ваша старая жизнь кончилась, – мягко напомнил Дженне Карум.
Она содрогнулась, вспомнив мертвых сестер в залитых кровью камзолах и передниках.
– Да, – точно спохватившись, добавил Горум, – женщины в десяти хеймах зверски перебиты, а их дочери подверглись насилию. – Он выговаривал слова медленно, но хрипота в его голосе не проходила. – Не кажется ли тебе, Анна, что это и есть конец?
– В десяти? – глядя перед собой невидящим взором, повторила Катрона. – В десяти хеймах?
– Я не знаю. Не знаю, конец это или нет, – прошептала Дженна, кладя руку ей на плечо.
Горум улыбнулся своей волчьей улыбкой.
– Для моих людей и этого довольно. И потому они охотно пойдут за своим королем и своей королевой – ведь в пророчестве сказано и об этом.
– Нет! – вскричал Карум, раньше других поняв, о чем речь.
– Людям нужен какой-то знак, – терпеливо, словно говоря с детьми, сказал король. – Нужен прямо сейчас. А что же может быть лучше свадьбы? Мой отец женился на женщине из Долин – почему бы и мне не сделать того же?
– Никогда! – снова воскликнул Карум. – И думать не смей!
– Мне приходится думать о многом, брат, ибо я, как подобает королю, думаю о благе моего королевства. Из тебя поэтому вышел бы скверный король – счастье для Долин, что я еще жив.
– Но не можешь же ты ее принудить.
– Я сделаю то, что должен сделать. – Горум больше не улыбался. – Так же поступишь и ты. И она.
В наступившей тишине птичий щебет прозвучал, как боевой клич, и Дженна сказала:
– Никогда! Здесь для тебя нет ничего. – Она ударила себя кулаком в грудь.
– Милое мое дитя, – сказал, подавшись к ней, Горум. – Первое, что преподал мне отец как будущему властителю было: «В совете королей сердце не имеет голоса». Здесь, – он стукнул себя в грудь, – тоже нет ничего для тебя. Я люблю тебя лишь глазами моего младшего брата. Зато мой народ полюбит тебя – за твои белые косы и твою историю. Всякое царствование – это череда символов и знаков.
– Нет! – сказала Дженна. – Ты меня не принудишь. А если ты это сделаешь, то будешь не лучше той жабы на троне, хоть твое дыхание и чище. Зачем тогда власть, если сердце не смеет высказаться?
– Она права, – сказала Катрона. – И мне ты ни слова не сказал о женитьбе, хотя много чего наговорил.
– Брачные намерения короля не касаются тебя, женщина из хейма, – бросил король.
Но тут, не дав Катрене ответить, в круг вышла Петра и заговорила подвывающим жреческим голосом:
– Пока мужчина говорит так с женщиной, о конце не может быть и речи, сколько бы хеймов ни погибло – один, десять или все до единого.
– Верно! – воскликнул Марек.
– Эта война не только твоя, но и наша, государь, – сказала Катрона. – Даже больше наша, чем твоя.
– Ваша, хотя Калас украл у меня трон? Никогда! – вскричал Горум.
– Началось все с того, что Гаруны украли у нас землю, – брякнул Сандор, сам не меньше других изумившись собственной смелости.
Джарет, схватившись рукой за горло, тоже пытался что-то сказать, но слова его так и остались непроизнесенными.
– Чьей бы, ни была эта война, – сказал Карум, положив руку на плечо Дженны, – негоже выкупать королевство такой ценой.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129