3. Следует отметить, что идеологическая борьба в исторической науке не миновала, конечно, и исследований источников, принадлежащих к самым далеким эпохам. Поясним сказанное несколькими примерами.
Считалось несомненным,* что, когда Гомер в «Илиаде» упоминает о том, «как два человека, соседи, за межи раздерет, оба с саженьем в руках, на смежном стоящие поле, узким пространством делимые, шумно о равенстве спорят», он имеет в виду общинное • поле, делимые по обычаю жребием на пахотные участки на основе равенства и справедливости. Но вот что написал по этому поводу известный знаток гомеровской эпохи, буржуазный историк Нильсон: «Что Гомер считает собственность на землю общинной, подлежащей время от времени переделам, — это старое мнение, но приводимые в доказательство цитаты могут быть поняты и по-другому... и весь спор может оказаться подобным тем, которые случаются из-за границ между частными землевладельцами. Иначе говоряг дело может быть просто о том, что приобретя поле сообща, некие двое не могут поделить его без шума и спора...». «Добровольным ослеплением» называет эту надуманную версию английский историк Д. Том-сон, убедительно защищающий «старое мнение». Не затихает и старый спор о характере земельной собственности и у салических франков V в. н. э. Приложены огромные старания, чтобы доказать, будто «вилла» Салической правды не деревня, как вытекает из контекста и как это обычно представляется, а только «хутор», окруженный частновладельческим полем, т. е. полем, находящимся в полной собственности индивиду-"" альной семьи. Остается необъяснимым, однако, что подробно регламентируя отношения, связанные с движимым имуществом и имущественным ущербом, Салическая правда ни единым словом не упоминает о сделках с землей: купле-продаже, мене, дарении. И это еще далеко не все, что может быть сказано в доказательство сохранившихся у франков коллективных форм землепользования и землевладения, о чем становится ясно при сколько-нибудь внимательном прочтении названного памятника. А за всем этим скры-
вается только одно, — стремление всеми средствами доказать, что частная собственность на землю извечна, -а значит, — «священна и неприкосновенна».
4. Особые трудности возникают при рассмотрении правовых источников эпохи капитализма. При рабовладении и феодализме идеология и право исходили из открыто провозглашенного, освященного традицией, философией, религией и правом неравенства классов и сословий, неравенства людей. В противовес этому буржуазные революции выдвинули лозунги всеобщего равенства, народного верховенства (суверенитета), «надклассового» государства и права. Причины такого поворота раскрываются в учебниках и потому мы не будем их касаться в кратком предисловии. Но, публикуя, например, французскую Декларацию прав человека и гражданина 1789 года,, и, разумеется, признавая все ее значение, мы должны подчеркнуть то противоречие между словом и делом, которое обнаруживается всякий раз, когда в буржуазном государстве предпринимаются попытки претворить демократию на практике. Достаточно обратиться к публикуемой здесь конституции Франции 1791 года, чтобы увидеть, so что претворился принцип всеобщего равенства в избирательном праве, при формировании законодательных и судебных органов, муниципалитетов (деление граждан на «активных» и «пассивных», повышенные цензы для выборщиков) и пр. То же можно сказать и об американской Декларации независимости 1776 года, которая при всем своем радикализме не смогла предотвратить узаконения рабства негров и оттеснения трудового народа от политической жизни, от участия в выборах, в отправлении правосудия и т. п. Текст публикуемой конституции США 1787 года иллюстрирует это с достаточной очевидностью.
Формируя разделы, посвященные буржуазным революциям в Европе и Америке, мы уделили наибольшее место Французской революции XVIII столетия. Для этого есть особые причины. Становление буржуазного государства и права легче всего прослеживается в том классическом варианте, который связан именно с буржуазной революцией во Франции, — революцией, заслуженно именуемой Великой. В -процессе своего
развития Французская буржуазная революция до основания разрушает феодальные отношения в деревне, цехи и гильдии в городах, сметая все барьеры на пути к возможно более свободной эксплуатации трудящегося народа. Документ за документом рисуют картину рождения новой, буржуазной государственности, нового права, классическим выражением которого служат два публикуемых кодекса^— гражданский 1804 года и уголовный 1810 года!-
Английская революция представлена скромнее, хотя, предшествуя французской (более чем на столетие), она положила начало эпохе, которую принято считать новой историей человечества. Дело в том, что для истории государства и права, как таковой, она дает меньше фактического материала, хотя и здесь мы имеем дело с декларациями и законами подлинно революционного характера. В то же время английская революция, и в этом одна из ее особенностей, сохраняет большую часть старого феодального права, так что последующим поколениям английских правителей пришлось (по известному выражению Ф. Энгельса) вливать .буржуазное содержание в старые, феодальные формы, новое вино в старые меха. Делалось это не только (и даже не столько) посредством закона, сколько неписанными соглашениями, а еще больше решениями судов «общего права» и «судов справедливости», т. е. с помощью судебных прецедентов, принимавших значение писанного права.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172