.. Старая сплетница! — ворча, добавила она, когда любопытная дворничиха, часто подменявшая служанок, закрыла за собой дверь, ничего интересного не обнаружив.— Помяни мое слово: хозяйка и носу не успеет высунуть из своих хором — эта ей все выложит!
И тут же набросилась на свою подопечную:
— Кой черт ты заявилась сюда в такую рань? Шести нет...
— Пани Реза, ради всего святого, помогите, иначе я просто с ума сойду,— на новый лад, еще горестнее, затянула Люцка.
— Роток застегни, весь дом перебудишь! А хозяйка ни о чем знать не должна... Я кому вчера говорила — жди, тебе извещенье пришлют, когда и куда явиться!
— Не могу я, не пойду больше в ваши Страшницы,— заныла Люцка, когда они вышли на улицу.— С тех пор как вы пристроили меня к своей сестре, мне так и мерещится, что молодой хозяин ходит за мной по пятам и только и жаждет заполучить то, «без чего ему не жить»... А сегодня ночью прямо наважденье какое-то, сил нет! Он ведь знает, что я решилась, и теперь не успокоится, пока не добьется своего! Ровно упырь, который терзает по ночам простых смертных, пока тело его спит, остывая потихоньку, и остынет навеки, коли вовремя не воротится! А до Страшниц, между прочим, дальше идти, чем сюда, на кухню... Потом просыпается утром, несчастный, и понятия не имеет, ни где он был, ни что с ним приключилось!
— Куда несешься как угорелая?! Не угнаться мне... Посмотрим, как ты побегаешь в шестьдесят семь лет, коли доживешь... Ты позавтракать-то позавтракала? Ведь в пятом часу из Страшниц-то вышла...
— До того ли мне было! Да и как там позавтракаешь? Во всем доме так уксусом воняет, что глаза на лоб лезут, ни о какой еде и думать не хочется! Ни за что на свете в Страшницы не вернусь, пани Реза, я от вас ни на шаг теперь, пани Реза, пока не вызовут на операцию, еще одна такая ночь — и я, пани Реза, под трамвай брошусь или наглотаюсь спичек!
— Как бы они у вас, барышня, поперек горла не встали! — раздался сзади молодой, смешливый голос.
Реза и Люцка обернулись и вынуждены были расступиться, пропуская Ирку, щуплого ученика пекаря, горбившегося под широченным коробом со свежей выпечкой. Парнишка ловко проскочил между кумушками и с хохотом понесся дальше.
— Ох уж этот паршивец! — закипятилась кухарка и крикнула ему вслед: — Эй ты, чучело, дождешься у меня, я из твоей башки всю муку вытрясу!
Однако аромат свежих булочек быстро изменил направление ее мыслей.
— Постой-ка,— не сделав и десяти шагов, остановила она Люцку перед приземистым, одним из самых старых на Смихове зданий с пивной в полуподвальном этаже. За стеклянной дверью, освещенной неярким пламенем коптилки, несколько ступенек вело вниз.
Плутовски выждав, пока старуха приковыляет поближе, Ирка, не став слушать ее увещеваний, распахнул, чертенок, дверь и, сверкая босыми пятками, в спадающих с ног шлепанцах, сбежал по ступенькам, исчезнув в глубине. Кухарка, невзирая на то, что по возрасту ей не пристало играть в пятнашки, ринулась за ним.
Озорным, громким смехом Ирка, совсем еще мальчишка, выразил свое одобрение появившейся вслед в пивной Резе и прямо-таки ворвался в гущу бурно приветствовавших его почтальонов и железнодорожников. Они уже ждали его — он приносил им большую часть завтрака.
Но даже в этой толпе Ирка не чувствовал себя в полной безопасности и потому, проворно сняв короб с плеч, спрятался за ним, продолжая смеяться, правда, уже не так весело.
Ранние посетители погребка Полачека затихли, увидев, что необъятных размеров старуха, мотая головой, надвигается прямо на них.
— Не намерена я за тобой гоняться, хоть и пора отодрать тебя за уши! Право слово, ежели суждено
тебе на виселице болтаться, никуда ты от нее не денешься, балабол,— произнесла Реза вовсе не зло, что, впрочем, отличало обычно всякую ее ругань.
Не тронув Ирку, она взялась за короб, с видом знатока ощупала пару рогаликов покрупнее, называемых потому «жердинами», и, найдя их достаточно упругими, взяла, несмотря на возмущенные возгласы Ирки:
— У меня все сосчитано, пани Реза!
— Цыц, малявка! — хмыкнула кухарка, подавая деньги.— На, держи за работу!
— Утро доброе, пани Реза! — подошел хозяин погребка пан Полачек и, увидав, что кухарка заплатила парню за два рогалика ровно столько, сколько у него платят за один (эта разница и составляла как раз его ежедневный доход), добавил: — У меня каждый рогалик стоит пятьдесят геллеров, уважаемая!
— Кто дорожится — у того товар залежится! — защищалась Реза.— Вы что, не видели, что я рогалики купила, покуда они еще не были ваши, пан Полачек! Их тогда еще до прилавка не донесли, пан Полачек!
— А чем мы хуже? Давай и нам по той же цене! — зашумел кто-то из посетителей, но прежде, чем успели расхватать рогалики за полцены, пан Полачек под всеобщий смех в мгновение ока перенес корзину за стойку.
— Вы меня так по миру пустите, пани Реза! — запротестовал он.
— Можно подумать, убудет вас из-за двух рогаликов! — изгалялась Реза.— Завтра, как пойду к заутрене, верну вам ваши поганые булки!
— Это пани Реза, кухарка наших поставщиков,— объяснил посетителям Полачек.
— Да кто ж ее, холеру языкастую, не знает! — раздалось ему в ответ.— Она ж на рынке любой торговке рот заткнет!
Реза, пропустив замечание мимо ушей, повернулась к выходу и гаркнула сердито — аж голос перехватило:
— Долго тебя еще ждать?!
Посетители невольно обернулись — на самом верху лестницы стояла Люцина, черноглазая пышечка в голубой вязаной кофте и повязанном вокруг головы красно-белом пестром платке, из-под которого, точно виноградные гроздья, свешивались три густых черных завитка — один со лба до самой переносицы, два других по вискам.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70