Он сполз вниз, на палубу, и с усилием встал.
– Ради Бога, Ники, хватит! Ничья. Я кивнул:
– Только оставь в покое Сэнди! Твои издевательства переходят всякие границы.
– Шутки не запрещены.
– Но все имеет свои пределы. Издевайся, но если я прикажу – прекращай!
– Ладно, договорились.
– Я не буду трогать тебя, – сказал я, – а ты не нарывайся на неприятности.
– Договорились, – Он сглотнул и осторожно попытался отнять руки от живота.
– И не называй меня «Ники» в кубрике. – Надо было договориться об этом сейчас. Вряд ли представится другой случай.
– Нет. – На лице его появилось упрямое выражение. – Только не это.
Я налетел на него. Защищаясь, он выставил вперед руки, но я вмазал его в стенку. А потом бил плечом еще и еще под ребра и в спину. Не очень сильно, но отвечать на удары он уже не мог – выдохся.
Перед глазами у меня плыли круги. Я услышал хрип – не то мой, не то его – и почувствовал страшную слабость. Тут я заметил, что он схватил меня за руки и не подпускает к себе. Тогда я уперся ногами б пол, стараясь до него дотянуться.
– Мир, – повторил Вакс. – Мир… мистер Сифорт. Я медленно отступил.
– Повтори мое имя! – потребовал я.
– Мистер Сифорт. – Обожания в его взгляде, разумеется, не было, зато появилось уважение.
– Мир, – согласился я.
Мы, пошатываясь, вышли из зала и молча вернулись на первый уровень. Я сразу отправился в душ. Стоя под струями теплой воды, я смотрел, как кровь стекает через водосток в рециркулятор, расположенный ниже, в отсеке двигателей синтеза. Я не считал себя победителем.
Я выстоял. Этого было достаточно.
5
После случившегося Вакс по-прежнему был с гардемаринами груб, а они по-прежнему его побаивались. Со мной он почти не разговаривал, редко называл по имени, однако теперь я был для него Сифортом, а не Ники.
Но что действительно изменилось, к немалому моему удивлению, так это отношение ко мне младших. Я устоял перед Ваксом и теперь был для них самым главным, поэтому они изо всех сил старались завоевать мое расположение.
Особенно Алекс. Судя по всему, он видел во мне настоящего героя. Они с Сэнди поправляли покрывало на моей койке, гладили мои брюки вместе со своими и оказывали мне необыкновенное почтение. Мне это ужасно нравилось, хотя я делал вид, что ничего не замечаю.
Вакс, со своей стороны, старался не перегибать палку. Однажды он заставил Алекса стоять под ледяным душем. Но стоило мне вмешаться, как он беспрекословно подчинился приказу. Алекс вышел из душевой весь синий, дрожа от холода и унижения. Видимо. Вакс понимал, что слово надо держать, но дружеских чувств ко мне у него не прибавилось.
Я ежедневно нес вахту. Иногда вместе с Казенсом, иногда с Дагалоу. При Казенсе я чувствовал себя скованно, все время опасаясь сделать что-нибудь не так. Миссис Дагалоу хотя и не была системщиком, не переставала щебетать о компьютерах. Чтобы доставить ей удовольствие, я слушал с большим интересом – мне нравилось ее общество.
На следующей неделе меня отправили на дежурство в машинное отделение. Тамошний шеф, Макэндрюс, пытался научить меня премудростям синтеза, но мне показалось это совсем неинтересным. Я уже окончательно определил для себя, что недопустимо медлителен в астронавигации, показал себя плохим пилотом и безнадежно туп как механик. Вакс был старше, крупнее и сильнее. Он и Алекс годились в командиры гораздо больше, чем я. Я же доказал свою некомпетентность в навигации, пилотаже, технике, а также способности руководить. Идеальный гардемарин.
Исключением были только шахматы. Тут я мог сосредоточиться. Тридцатисекундный лимит на обдумывание вовсе не давил на меня. Я обычно с нетерпением ждал послеобеденной партии с лейтенантом Мальстремом. Но однажды, когда мы разложили доску, он выглядел как-то подавленно. Я пожертвовал королеву и не успел оглянуться, как объявил ему наиглупейший мат в пять ходов. Вообще-то играл он плохо, но не настолько.
Мы стали убирать фигуры.
– Что-нибудь не так, сэр? – За эти несколько месяцев я успел полюбить Мальстрема. Но это не давало права мне, гардемарину, задавать личные вопросы лейтенанту. Не положено.
Мальстрем ничего не ответил, лишь молча смотрел на меня. Потом медленно расстегнул рубашку, вытащил из брюк, приподнял и повернулся ко мне боком. Я увидел у него на пояснице серо-голубую шишку и посмотрел ему в глаза.
– Что это, мистер Мальстрем? – Я намеренно не назвал его лейтенантом, чтобы он почувствовал, как мы близки. Мы ведь были друзьями.
Он ответил едва слышно:
– Злокачественная меланома.
– Меланома Т?
– Да, так считает доктор.
Болезнь эта была профессиональной. Во время синтеза невозможно оградить людей от N-волны, которая двигает корабль, и через некоторое время N-волны превращали обычную карциному в опасную форму Т, которая развивалась с бешеной скоростью.
Мистер Мальстрем, как и все мы, начинал мальчиком, и у него должен был выработаться иммунитет.
– Но диагноз, надеюсь, не окончательный, сэр. – Почти все виды рака излечивались так же легко, как обычная простуда, но его новая форма – меланома – не поддавалась лекарственному лечению. Пораженный орган приходилось ампутировать, если, разумеется, это было возможно.
– Какие-нибудь меры предприняты?
– Завтра утром. Облучение и противораковые пилюли. Болезнь обнаружена на ранней стадии. Доктор Убуру утверждает, что шансы на выздоровление весьма велики.
– Мне очень жаль, сэр.
– Харв. – Наши глаза встретились. – Здесь, в каюте, называй меня Харвом. – Должно быть, он действительно был потрясен. Я заставил себя произнести непривычное имя.
– Мне очень жаль, Харв.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141