— Зачем же на нее смотреть? Древние слагали стихи в минуты вдохновения и не всегда писали о том, что видели в данный момент. Иначе у нас не было бы так много замечательных стихов.— В таком случае я задам рифмы, — уступила Инчунь.Она взяла с полки томик стихов, раскрыла наугад, показала всем четверостишие с семисловной строкой и заявила, что все должны писать такие стихи. Затем она обратилась к одной из служанок:— Назови первое пришедшее тебе в голову слово.Девушка стояла, прислонившись к дверям, и не задумываясь выпалила: «У дверей».— Итак, первое понятие — «дверь», — сказала Инчунь. — Оно по своему звучанию попадает в тринадцатый раздел. В наших стихах дверь должна быть упомянута в первой строке.Она потребовала шкатулку с карточками рифм, извлекла из нее тринадцатый ящичек…— Попались слова, которые очень трудно сочетаются, — заметил Баоюй.Тем временем Шишу приготовила четыре кисти и четыре листа бумаги и подала каждому. Все стали сочинять стихи, одна лишь Дайюй как ни в чем не бывало играла листьями утуна, любовалась осенним пейзажем и шутила со служанками.Одной из служанок Таньчунь приказала возжечь благовонную палочку «аромат сладостного сна». Эта палочка, длиной в три цуня и толщиной с обыкновенный фитиль, сгорала довольно быстро, и за это время нужно было написать стихотворение; кто не успеет, того штрафуют.Таньчунь сочинила первая, записала, подправила и передала Инчунь.— Царевна Душистых трав, у тебя готово? — спросила она у Баочай.— Готово-то готово, но, кажется, плохо получилось, — откликнулась та.Баоюй, заложив руки за спину, медленно прохаживался по террасе. Вдруг он обратился к Дайюй:— Слышала? У них уже готово!— Обо мне не беспокойся, — отозвалась Дайюй.Баоюй заметил, что Баочай успела начисто переписать свои стихи, и воскликнул:— Вот беда! От благовонной палочки остался всего цунь, а у меня лишь четыре строки!И он снова обратился к Дайюй:— Палочка вот-вот истлеет! Поторопись!Дайюй пропустила его слова мимо ушей.— Ладно, не буду тебя ждать, — сказал наконец Баоюй. — Надо записать, посмотрю, что получилось.Он подошел к столу, взял кисть и принялся писать.— Приступаем к чтению! — объявила Ли Вань. — Кто не успел, кончайте, не то оштрафуем.— Крестьянка из деревушки Благоухающего риса не умеет писать стихов, зато она хорошо их читает, — заметил Баоюй, — к тому же она самая справедливая из нас, поэтому давайте договоримся принимать все ее замечания.Девушки закивали в знак согласия.Первыми Ли Вань прочла стихи Таньчунь. Воспеваю белую бегонию Тяжелая, захлопнутая дверь.Холодная трава, вечерний луч погас. У лестницы дворца зеленым мхомБока покрыты в ряд стоящих ваз. Что есть нефрит? Чистейшая душа.Нет ничего прозрачнее нефрита. А снег — что это? Что есть нефрит?.. А снег — что это?.. — По словам философа Чжуан-цзы, облик прекрасного святого должен быть «облагорожен нефритом и снегом». Поэт Су Ши прозрачность льда сравнивал с чистотой человеческой души.

Это феи лик,У ней, растаяв, вся душа открыта. А сердца аромат? Пылинка в пустоте.А гордость, красота? Им сила не дана… …Уж в третьей страже ночь. Причудливая тень.Бегония цветет, и светит ей луна… Не надо говорить, что может вознестисьСвятая в скромном белом одеянье, — О том она поет, как луч вечерний гасИ как потухло дня последнее сиянье. Стихи Таньчунь всем очень понравились, и Ли Вань стала читать написанное Баочай. Как будто за закрытыми дверямиСокровища хранишь и аромат. Возьму кувшин, чтобы наполнить вазуЖивительною влагой до краев. Тень осени я со ступеней смою, —Тебя румяна, пудра не прельстят. Твоя душа как из росинок слита,Ты — холодность, ты — белизна снегов… Ты — бледность. Но таинственная бледность,Что не бывает у других цветов. Да, ты грустна, но грусть твоя такая,Которая не затемнит нефрит. Пусть Чистоту наш Белый император Белый император — один из мифических «императоров пяти небес», усмиритель огненных стихий.

Приемлет в дар как лучший из даров! …Прелестна и печальна ты, как солнце,Что на закате грустный свет струит. — Ведь и вправду Царевна Душистых трав! — воскликнула Ли Вань и взяла стихотворение Баоюя. Окрасила ласково двериОсенняя бледность и свежесть, Встряхнулась седьмая из веток Встряхнулась седьмая из веток… — То есть весь куст, до самой высокой ветки, усыпан белыми цветами.

,И вазу наполнила снежность. Тай-чжэнь из бассейна выходит…А ты — ее тень ледяная. Душа твоя, словно у Си-цзы,Трепещет, нефритом сияя. Нет, ветер под утро не сдунулПечали столикой и тяжкой, Следы твоих слез безутешныхДождь, видно, умножил вчерашний, И я, опершись на перила,Предчувствием смутным объятый, И звуки валька различаюИ флейту в минуты заката… — Лучше всех сочинила Таньчунь! — заявил Баоюй, когда Ли Вань кончила читать. Однако Ли Вань отдала предпочтение Баочай.— Стихи сестры Баочай самые выразительные, — сказала она и стала торопить Дайюй.— Разве все уже окончили? — спросила Дайюй.— Все.Дайюй взяла кисть, единым духом написала стихотворение и бросила на стол. Ли Вань принялась читать: Сянцзянский полог Сянцзянский полог — бамбуковый полог из области Сян (в нынешней провинции Хунань), которая славилась изделиями из бамбука.

не задернут,Проход в двери полуоткрыт,Разбитый лед — земле убранство,А вазу красит лишь нефрит. Едва Ли Вань закончила, как Баоюй не выдержал и стал громко выражать свое восхищение:— И как только она сумела так придумать!Ли Вань продолжала: Возьму тайком бутончик груши, —Бегонии в ней белой — треть,Зато в душе у дикой сливыВозможно всю ее узреть!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197