Сначала они посылали много отдельных девяток бомбардировщиков под прикрытием четырех-шести истребителей на каждую. Били их. И хорошо били, хоть и трудно было гоняться за всеми группами. Они боятся и теперь действуют мелкими подразделениями. Приходят армады по шестьдесят-восемьдесят бомбардировщиков под сильным, до тридцати самолетов, прикрытием истребителей. Но и нам легче концентрировать удары по одной большой группе, чем по нескольким, более мелким…
Утром, после приезда на аэродром, я лег добрать.
- Подождите, товарищ командир! - останавливает меня Волков. - Вот, пока прохладно, яйца выпейте, а то днем ничего не едите…
Я взял яйцо, разбил, выпил.
- Сам ешь!
- Мне хватит! Я тут с румыном договорился, каждый день для вас по десятку покупать буду.
После боя группа пришла на последних каплях горючего. У Бориса Голованова останавливается мотор: бензин кончился, и он садится километра за полтора до посадочной, за речкой. Ударился о прицел, у него кожу с головы, как скальп, сняло, завернулась… Привезли на КП.
Сидит, картой рану зажал. Отправили в госпиталь…
За весенние бои эскадрилья сбила одиннадцать немецких самолетов, а полк сбил тридцать пять. Таких ожесточенных боев на моей памяти еще не было, но потери гораздо меньшие, чем на Днепре. Тогда за восемь дней мы потеряли шестнадцать самолетов, а сбили восемнадцать. А сейчас потеряли десять. Зато сбили тридцать пять!.. Свой личный счет я довел до пятнадцати.
На новую границу
Буквально через несколько дней наступило затишье. Группа за группой истребители уходили на задание и возвращались обратно, не обнаружив противника. Внизу не было сплошной пелены пыли и дыма, больше недели закрывавшей передний край.. Обычная голубоватая дымка простиралась над землей.
Летчики садились дежурить в первой готовности и опять вылезали из кабин, не дождавшись ракеты на вылет. Немцы в воздухе не появлялись, и поднимать дежурных истребителей не приходилось.
Вскоре пришел приказ: вылеты на прикрытие прекратить. Попытка наступления немцев провалилась, и бои полностью затихли.
Осталось только дежурство в первой готовности. Усталые летчики, механики, техники отдыхали. Они лежали под плоскостями самолетов и недоверчиво посматривали в сторону командного пункта. Вдруг опять ракета? Снова такие бои?
Ракеты не было. Вместо нее с командного пункта вернулся Архипенко и привел с собой молоденького младшего лейтенанта. Небольшого роста паренек - ниже Миши Лусто - с кругленьким мальчишечьим лицом, на котором выделялись большие, чуть припухшие черные глаза, и с девичьим румянцем на щеках, еще не знавших прикосновения бритвы, смущенно остановился рядом с командиром эскадрильи, посматривая из-под длинных ресниц на приподнявших головы летчиков. Всем своим обликом он резко отличался от присутствующих - тоже молодых, но уже опаленных огнем войны.
- Что там нового, Федор Федорович? - спросил Ипполитов, приподнявшись на локте.
- Новостей вагон и маленькая тележка. Вот, здеся, знакомьтесь. Новый летчик к нам прибыл. Степанов.
И Архипенко стал представлять Степанову летчиков.
- Лусто, мой боевой заместитель… Миша лежа протянул руку.
- Михаил Васильевич.
- Сергей…
«Пупок - заместитель?! А Виктор? Значит, все… О Викторе больше месяца ничего не известно. Отдали приказом, наверное, что пропал без вести…» О летчиках, не вернувшихся с задания, если не было точных сведений о их гибели или о том, что они попали в госпиталь, через месяц отдавали приказ: «Считать пропавшим без вести…»
Архипенко продолжал:
- Старший лейтенант Мариинский, командир звена.
Я, услышав свою фамилию, тоже протянул руку.
- Евгений. Только не командир звена, а просто летчик, лейтенант.
- Приказ, здеся, уже есть на тебя и на Лусто. Да, с тебя причитается за звание и за «Боевик» - Горегляд звонил.
- Я же и старшим летчиком не был!
- Назначили, здеся, сразу командиром звена.
- Ладно, уговорили, мы с комэской приглашаем всех сегодня вечером… - я с едва сдерживаемой улыбкой посмотрел на раскрывшего от удивления рот Архипенко. - Правда, Федор Федорович?
- А я-то тут при чем? - пожал плечами тот. - У меня запасы, здеся, иссякли.
- Не скажи! А канистра, что за тумбочкой стоит? Там еще кое-что плещется…
- Хмм… - недовольно крякнул Архипенко. - Унюхал, черт! Ну, ладно, для такого дела жертвую последнее.
- Последняя у попа жена! - отрезал я, и все расхохотались.
- Ну ладно, Степанов, с остальными сам потом познакомишься… - вернулся Архипенко к теме разговора. - Вот что, орелики. Американцы и англичане вчера во Франции высаживаться начали.
- Это что, в газетах есть? - спросил Лебедев.
- Откуда, здеся, в газетах?! Вчера только высадились! По радио передавали.
- Ну и как?
- Захватили плацдармы. Авиации там!.. Больше десяти тысяч! Да, а ты, Лебедев, - вдруг вспомнил Архипенко, - уходишь от нас.
- Куда?!
- В соседнюю дивизию.
- Почему?
- Обмен. Оттуда к нам летчика переводят.
- Почему же меня?! Вон из пополнения кого-нибудь пускай пошлют. Они только прибыли, им все равно, где служить…
Степанов поежился. Хоть Лебедев и не имел именно его в виду, он принял все на свой счет. С таким трудом удалось добраться до боевого полка, и, на тебе, обратно куда-то отправляют…
- Нужно боевого летчика послать. Такого же, как и они нам дают.
- Может, из второй или третьей?
- Наша эскадрилья, здеся, целее всех осталась. Фигичев и решил от нас взять летчика. Кого же, кроме тебя?
Лебедев посмотрел на лежащего Ипполитова.
- Вон Ивана, может?
Архипенко даже не счел нужным ответить, а Ипполитов обиженно фыркнул:
- А почему меня?!
Лебедев вздохнул, посмотрел вопросительно на командира, на Лусто - может, шутят?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72