- и спросил:
- Когда отправляться?
- Не знаю. Скажут, здеся…
- А как насчет вылетов? - поинтересовался Лусто.
- Не будет вылетов. Отвоевали пока, здеся, - Архипенко не мог успокоиться после короткого разговора с Лебедевым. Он представил себя на месте Сергея. Кому охота уходить из родного полка, где начал свою фронтовую жизнь? Да и жалко расставаться с хорошим летчиком. Сергей только за эти бои троих срубил. Да до этого пару… - Выдохлись немцы, - ответил наконец он Лусто.
Началась мирная жизнь. Мы все так же приезжали к рассвету на аэродром, но большую часть времени находились под плоскостями самолетов и травили баланду. Стреляли в тире из пулемета, прицеливались по силуэтам… Вводили в строй молодое пополнение. Пока на земле. Рассказывали о боях. Даже будто и не рассказывали, а беседовали между собой, вспоминая разные эпизоды и разбирая возможные в таком положении действия. Ни Архипенко, ни Лусто.ни другие летчики, собственно, ничего нового тут не придумали. Давно уже у них в такой форме проводились разборы воздушных боев и боевых вылетов. С жадным вниманием прислушивался к этим разговорам Степанов, определенный в мое звено вместо выбывшего Голованова. Разгоревшимися глазами смотрел он на остальных летчиков, которые, казалось ему, все превзошли, ничего не боятся. И даже летать не просятся! «Вот бы на несколько дней раньше приехать… И я бы, может, в этих боях побывал!» - думал он. Ведь по отдельным репликам, энергичным жестам можно было представить, что ничего страшного там не было. Развернулся, прицелился, нажал гашетку, сбил!..
- Хорошо, Сергей, что ты позже приехал, - заметил его настроение Архипенко. - А то, здеся, четверо приехали перед самыми боями. Тоже, наверно, думали сбивать только. Их и посбивали. Двое погибли, а один в госпитале. Голованов, четвертый, вот тоже без бензина упал после боя, в госпитале…
- А какая разница, товарищ командир? Все равно когда-нибудь начинать надо. Еще бои будут? - не совсем уверенно спросил он.
Я улыбнулся - тоже когда-то думал, что на мою долю не достанется боев…
- Э, нет! Не все равно. Ты, здеся, полетаешь пока в тылу, над аэродромом, потренируешься, а потом потихонечку и на задания ходить начнешь. Не сразу в такие бои! Тут и старые зубры только успевали поворачиваться!.. Молодежь я в такие бои сразу не беру.
Архипенко имел основания так говорить. Он жалел молодых летчиков, прибывающих на пополнение, не брал их сразу на задания. Поэтому и потери в эскадрилье были минимальными. Вот и в этой операции. Как бы трудно ни приходилось им вчетвером, он долго не хотел брать на задание Бориса Голованова. Они тогда почти не вылезали из кабин - то полеты, то дежурство, - но он только и позволял себе, что полежать под плоскостью, а Бориса заставить дежурить в кабине. Но успевал вылететь вместе со всеми, а Голованова по радио отправить на стоянку. Только потом, когда напряжение боев утихло, он стал брать Бориса на задания.
- Так вы же меня и летать не пускаете. Дайте я хоть тут слетаю… - возразил Степанов.
- Летать хочешь? Я думал, нам не хочется, так и никому не хочется… Ладно, здеся, сегодня и слетаешь. С Женькой. Слышишь, Женька?
Я в это время болтал с Мишей Лусто и Ипполитовым. Хотя я и весьма скептически относился ко второму фронту, открытому союзниками на севере Франции, но внимательно следил по газетам и по радио за военными действиями в Нормандии. Ипполитов, наоборот, возлагал слишком большие надежды на американцев и англичан.
- Ты говоришь. А вот они только высадились шестого, а седьмого у нас бои уже кончились. Это что? Немцы туда стали оттягивать авиацию.
- Ишь ты, как быстро! Они ж еще с первого и второго числа меньше стали летать. А потом, Утин говорил, перехватили разговор по радио, немцы вообще стараются на своей территории выждать, пока мы патрулируем, и только потом идут бомбить.
Ипполитов смутился. Однако не сдался. Пользуясь тем, что Лусто придерживался строгого нейтралитета в споре, никак не высказывал своего мнения, он продолжал настаивать на своем.
- Слышал, они же за эти дни тридцать пять тысяч самолето-вылетов на плацдарм сделали! Это ж сила! Только авиадесант двадцать тысяч высадили!
- Ну и что же? Сколько они на Берлин летали? Тысячами. А тебе от этого легче было? У нас вроде немцев не убавлялось.
- Женька! Ты что, здеся, заболтался? Не слышишь?
- Что такое?
- Слетаешь четверкой сегодня на облет района. Степанова ведомым возьмешь. Над аэродромом бой с ним проведешь.
- Ладно. Когда?
- К вечеру, видно. Я пойду с Фигичевым договорюсь. - Архипенко поднялся, поправил свой реглан (он даже в жару лета 1944 года в Румынии ни на минуту не расставался с ним) и направился через летное поле к командному пункту.
- Федор Федорович! - остановил его я. - Реглан хоть оставь. Сваришься в нем. Как ты его в такую жару таскаешь?! И летаешь все время в нем! Не жарко? Бросил бы давно рвань такую.
- Чудак! Это ж кожа! Единственное спасение при пожаре. Почему у тебя ноги не обгорели, когда ты, здеся, на горящем бой вел, садился? Сапоги кожаные спасли. А то бы повалялся в госпитале!
- Так сейчас же не летишь. Оставь его здесь.
- Нема дурных! Выбросите, где я другой возьму? Это у меня талисман. В нем сколько летаю за всю войну, еще ни одной пробоины не привез.
Как-то летчики уже пытались отучить своего командира от реглана, которым побрезговал бы, наверное, даже Плюшкин, прятали его, но Федор Федорович пришел в такое отчаяние, что над ним невольно сжалились и вернули ему эту смесь эмалита и кожи.
- Давно пора выбросить. В нем же эмалита больше, чем кожи. Не то что от огня закроет, сам гореть будет будь здоров!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72