Битый час стоял он и смотрел и дивился, ибо отродясь не видал он т
аких книг. Увидел его книготорговец и сказал: сорок целковых Ц и она твоя
. Для семинариста сорок целковых Ц капитал, хоть бы он всю свою одежду про
дал, не выручил бы сорока целковых. Был у него сундучок, сделанный столяро
м в благодарность за то, что занимался Гамзо Священным Писанием с его сын
ом. Хоть и излишней роскошью был сундучок для Гамзо, все пожитки которого,
кроме нательной одежды, можно было завернуть в плат, но придавал сундучо
к солидность лику хозяина, делая его обладателем красивой вещи. Отдал он
книготорговцу сундук, а книготорговец дал ему книгу. А книга эта была «Ди
ван» р. Иегуды Галеви
Иегуда Галеви Ц известный средневековый испанский еврей
ский поэт.
в издании Луццато.
Луццато Ц Шмуэль Давид Луццато (ШаДаЛ, как сокращают евреи
) еврейский итальянский издатель, поэт и исследователь первой половины XIX
в.
Читал он ее и перечитывал и повторял, пока все стихи наизусть не выу
чил. Но сердце его взыскало большего. Принялся он рыться в праздничных мо
литвенниках и в старых сборниках гимнов и покаянных песен и кручин, и чит
ал, и переписывал оттуда стихи. Не хватало ему бумаги переписать то, что бы
ло ему любо. Что же он сделал? Стал записывать только начальные строфы. Увл
екся он стихами, а от семинарии отвлекся. Пошел и нанялся в услужение к кни
готорговцу. Увидел хозяин, что знает книги. Стал посылать его ко вдовам, у
которых книги остались в наследство от мужей, и к просвещенным богачам, ч
то хотели избавиться от святых книг. Со временем стал он покупать и для се
бя. Со временем стал ездить в дальние страны. Со временем стал ездить в мес
та, куда не ступала нога европейца. Дошел он до пупа пустыни и привез книги
и рукописи, о которых и самые отменные библиографы не слыхали. Нашел он и
сборники стихов Ц «диваны» неизвестных пиитов, что по святой скромност
и скрыли свои имена.
Скрутил себе Гамзо маленькую самокрутку и положил ее. Утер свой кривой г
лаз, и подмигнул здоровым глазом, и зажал незажженную сигарету меж пальц
ев, и сказал: когда отправлюсь на погост, отволокут меня туда, куда волокут
падаль вроде меня. Лягу я с позором и осудившего меня на сие оправдаю, что
положил он меня туда, куда положил, и впрямь: чем я заслужил лучшее место, и
бо наг я и лишен заслуг и благих деяний. И тут соберутся вереница за верени
цей все аггелы-вредители, сотворенные из моих грехов, и взойдут к Горнему
суду требовать мне вящей кары и ада поглубже. А пока не свершился суд, что
я делаю? Твержу наизусть все ведомые мне песнопения, пока не забываю, где я
нахожусь. И от избытка чувств все громче читаю я. Слышат это святые пииты
и говорят себе: что за глас из могилы, пошли посмотрим. Спускаются и видят
сию смятенную душу. Приходят они и берут меня своими святыми руками и гов
орят: это ты тот неизвестный, что извлек нас из пучины забвения? И вот они у
лыбаются мне со скромностью праведников и говорят: пошли с нами, Гавриэл
ь, и усаживают меня меж собою, и я укрываюсь в их святой сени. Вот утешение з
а муки мои.
Сидел себе Гамзо и улыбался, как бы обманывая самого себя, будто в шутку ск
азал он свои речи. Но я-то его вижу насквозь и знаю, что верит он в то, что гов
орит, больше, чем готов в этом признаться. Я вгляделся в его лицо, лицо сред
невекового еврея, оказавшегося в нашем веке, чтобы поставлять рукописи и
оттиски ученым и книжникам, чтобы те снабдили их сносками, и замечаниями,
и библиографией и чтобы люди вроде меня прочли и возвысили душу прелесть
ю стихов.
Сносит Гамзо свои муки и утешается надеждой на будущее. А тем временем го
рюет он по жене, что недужна и нет исцеления ея недугу. Заговорил я с ним о л
ечебницах, где больные получают немного требуемого им. Сказал я: хорошо б
ы поместить Гемулу в лечебницу. А насчет платы Ц для начала есть у вас две
надцать фунтов, что я храню, и прочие деньги найдутся. Сдвинул Гамзо ермол
ку на голове и сказал: эти двенадцать фунтов я получил за рукописи, что про
дал вместе с чудесными листьями. Спросил я Гамзо, подозревает ли он покуп
ателя в том, что обманом присвоил листья. Сказал Гамзо: я человек не подозр
ительный, может, сначала он и сам не заметил, а когда заметил, сказал себе: "Р
аз они мне достались, значит, они мои". А может, счел, что листья частью купле
нного были. А может, иногда считал он так, а иногда Ц этак. Мораль идет на ус
тупки, и человек не становится непорядочным, коль толкует ее по мере надо
бности, а тем более, если речь идет о книгах. Сказал я: думаете, он знает силу
листьев? Сказал Гамзо: откуда ему знать. Мне бы попал такой лист, и не объяс
нили бы мне, в чем его сила, и я бы не понял. Да и все эти исследователи Ц люд
и современные, хоть бы ты и рассказал им, в чем сила чар, только посмеялись
бы над тобой. И если бы купили Ц купили бы как образец фольклора. Ох, фольк
лор, фольклор. Все, что не объект исследований, Ц для них фольклор. И наше С
вященное Писание превратили не то в объект исследования, не то в фолькло
р. Люди живут во имя Писания и жизни не щадят во имя наследия отцов, а тут по
являются ученые и превращают Писание в исследование, а наследие отцов Ц
в фольклор.
Призадумался я над словами Гамзо и подумал об ученых, собирающих чудодей
ственные средства. Владельцам они творили чудеса, а ученым лишь приумнож
ают достаток. Подумал я и об этом бедняге, сокрушенном духом и поставленн
ом на колени, которого Пресвятой, да благословится Он, угнетает муками. Ко
ль можем мы судить человека по деяниям его, ясно, что не за деяния, соверше
нные в этом воплощении, он наказан.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21