Маммачи
не соглашалась. Ей хотелось верить, что он не любил ее ни одного дня.
Рахель и Эста никогда не видели Софи-моль. Однако в последнюю неделю они м
ассу всего о ней наслышались. От Крошки-кочаммы, от Кочу Марии и даже от Ма
ммачи. Как и близнецы, ни одна из них ее в глаза не видела, но говорили они та
к, словно прекрасно ее знали. В общем, неделя прошла под знаком: Что П
одумает Софи-моль?
Всю ту неделю Крошка-кочамма неустанно подслушивала разговоры близнец
ов между собой и, если замечала, что они переходят на малаялам, налагала не
большую пеню, которая удерживалась из их карманных денег. Она заставляла
их писать строчки Ц «штрафные», так она их называла: Я буду говорит
ь только по-английски. Я буду говорить только по-английски. Сто раз п
одряд. Потом она перечеркивала написанное красными чернилами, чтобы ей н
е подсунули то же самое после новой провинности.
Она репетировала с ними английскую путевую песню для обратной дороги. Он
и должны были выговаривать слова без ошибок и быть очень внимательными к
произношению. Проу Ииз Ноу Шению.

Ра-адуйтесь всегда-а в Го-осп
оде,
И еще говорю: ра-адуйтесь,
Ра-адуйтесь,
Ра-адуйтесь,
И еще говорю: ра-адуйтесь.

У Эсты полное имя звучало Эстаппен Яко. У Рахели Ц просто Рахель. До Поры
До Времени они жили без фамилии, потому что Амму обдумывала возможность
вернуть себе девичью фамилию, хотя говорила, что предоставляемый женщин
е выбор между фамилиями мужа и отца Ц это насмешка, а не выбор.
На ногах у Эсты были его бежевые остроносые туфли, на голове Ц элвисовск
ий зачес. Особый Выходной Зачес. Из песен Элвиса его любимой была «Повесе
лимся». «Иные любят рок, иные любят ролл, Ц мурлыкал Эста наедине с собой,
бренча на бадминтонной ракетке и кривя губу, как Элвис, Ц а мне милей все
го топтать с девчонкой пол. Повеселимся…»
У Эсты были раскосые сонные глаза, и его новые передние зубы еще не выровн
ялись. У Рахели новые зубы пока что дремали в деснах, как словечки в автору
чке. Всех удивляло, что при всего лишь восемнадцатиминутной разнице в во
зрасте она так отстала по части передних зубов.
Волосы Рахели взметались с макушки фонтанчиком. Они были стянуты «токий
ской любовью» Ц парой шариков на круглой резинке, что не имело отношени
я ни к любви, ни к Токио. В штате Керала «токийская любовь» выдержала прове
рку временем, и даже сейчас, если вы попросите ее в любом приличном галант
ерейном магазине, вас поймут и вы получите желаемое. Пару шариков на круг
лой резинке.
На руке у Рахели были игрушечные часики с нарисованными стрелками. Без д
есяти два. Одним из ее желаний было иметь часы, на которых она могла бы ста
вить время по своему усмотрению (ведь для этого, считала она, Время главны
м образом и существует). Ее красные пластмассовые солнечные очочки в жел
той оправе делали весь мир красным. Амму говорила, что это вредно для глаз
, и просила ее надевать их пореже.
Ее Платье Для Аэропорта лежало у Амму в чемодане. Там же Ц специальные па
нталончики в тон.
Вел машину Чакко. Он был старше Амму на четыре года. Рахель и Эста не могли
называть его чачен (старший брат), потому что он тогда называл
их четан и чедути (брат и жена брата). Если они называ
ли его аммавен (матушка), он называл их аппой и
аммей (папа и мама). Если они называли его по-английски дядей, он назы
вал их тетями, и это смущало их, когда он делал это При Всех. Поэтому они наз
ывали его Чакко.
Комната Чакко была от пола до потолка уставлена книгами. Он все их прочел
и цитировал длинными кусками без видимой причины. Во всяком случае, никт
о не понимал, зачем он это делает. Например, когда они в тот день выезжали и
з ворот, крича «До свидания» сидящей на веранде Маммачи, Чакко вдруг сказ
ал: «Нет, Гэтсби себя оправдал под конец; не он, а то, что над ним тяготело, та
ядовитая пыль, что вздымалась вокруг его мечты, Ц вот что заставило меня
на время утратить всякий интерес к людским скоротечным печалям и радост
ям впопыхах».
Цитата из романа Ф.С. Фицджеральда «Великий Гетсби» (перевод Е. Калаш
никовой).

Все настолько к этому привыкли, что никто уже не переглядывался и не толк
ал соседа локтем. Чакко окончил Оксфорд, куда ездил как родсовский стипе
ндиат, и ему были позволительны эксцентризм и причуды, которые никому др
угому не сошли бы с рук.
Он утверждал, что пишет такую Историю Семьи, что Семье придется щедро зап
латить ему за отказ от публикации. Амму отвечала, что единственный челов
ек в семье, уязвимый для подобного биографического шантажа, Ц это сам Ча
кко.
Это, конечно, было еще тогда. До Ужаса.
В «плимуте» Амму сидела впереди, рядом с Чакко. В том году ей исполнилось д
вадцать семь, и где-то в глубине живота она носила холодное знание, что жи
знь для нее кончена. Ей представился ровно один шанс. Она допустила ошибк
у. Вышла замуж за кого не надо было.
Амму окончила школу в том же году, когда ее отец ушел на пенсию со своей ра
боты в Дели и переехал с семьей в Айеменем. Паппачи считал, что обучение в
колледже Ц излишняя роскошь для девушки, поэтому Амму волей-неволей пр
ишлось покинуть Дели вместе со всеми. В Айеменеме юная девушка мало чем м
огла заниматься Ц разве что помогать матери по хозяйству и ждать брачны
х предложений. Поскольку у отца Амму не было денег на приличное приданое,
предложений не поступало. Так минуло два года. Прошел ее восемнадцатый д
ень рождения. Прошел незамеченным или, по крайней мере, не отмеченным ее р
одителями. Амму пришла в отчаяние.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17