Его покупатели не могли заплатить за товары, которые покупали у Фрэнка в его лавке, а отец не мог заплатить по счетам в банке. Он так никогда и не оправился от пережитого стыда и унижения. Все последующие годы жизни он был тихим и безликим человеком, работая экспедитором в фирме по перевозке грузов в Скрентоне. Он ненавидел своего шефа и в то же время всегда боялся, что может лишиться и этой работы так же, как лишился своей лавки. Зато дома он был мелким тираном и вымещал свой страх и неудовлетворенность жизнью на жене и детях.
Отец Элен в жизни не потратил лишней копейки. Он выдавал жене деньги на хозяйство только после того, как она ему скрупулезно перечисляла, что ей необходимо купить, чтобы накормить семью, и сколько это будет стоить. У них никогда не было своего дома, отец никогда не имел машины. У него было два костюма, которые он надевал на работу, и снимал в ту секунду, когда возвращался домой, влезая в замасленные и проношенные до дыр брюки и заплатанный свитер. Память Элен хранила воспоминания о постоянном материальном недостатке и нужде. Хотя ее мать говорила, что нужды-то можно было избежать. Их нищенская жизнь была результатом животного страха отца, что он может в один день остаться без денег. Когда Фил сделал предложение Элен, ее мать была счастлива. «Фил добьется успеха в жизни, – сказала она тогда дочери. – Тебе должно больше повезти, чем мне!»
Отец Элен выразил кислое неодобрение. «Я ему не доверяю, – сказал Фрэнк Кендал, когда Фил приехал к ним на роскошной спортивной машине. – Все напоказ и ничего всерьез. Ты еще увидишь, что я прав, – предупредил он. – Когда-нибудь ты пожалеешь. Когда-нибудь ты за все это заплатишь».
Элен вспоминала, как непереносимо для нее было такое недоверие к человеку, которого она полюбила и за которого хотела выйти замуж. Бедный ее отец! Он прожил жизнь нищего. Уже прошло много лет с тех пор, как он умер. Он бы улыбнулся кривой ухмылкой человека, которому не повезло в жизни, если бы смог узнать о смерти Фила, о сегодняшней жизни Элен. Его слова – «никогда никому не будь должной и никому не позволяй быть должным тебе» – постоянно звучали в ушах Элен.
И вот теперь, когда ей исполнилось тридцать, Элен опять стала жить так, как жила, когда ей было десять лет. Мясо два раза в неделю и масса всевозможных запеканок, заштопанные носки и залатанное белье. Фил, вспоминала она, такой привередливый в отношении себя и окружающих его вещей, наверно, вырвал бы штопальный грибок из ее рук. Теперь они употребляли порошковое молоко и маргарин, но не тогда, когда она готовила на продажу – в этих случаях она использовала только самые качественные продукты. Никаких поездок в машине, только когда без них невозможно было обойтись. Одежда покупалась только на распродажах. Все маленькие хитрости, связанные с экономией, вернулись к Элен безо всяких ее усилий – автоматически. И когда ее дети начинали жаловаться – они привыкли к широким жестам Фила, – Элен объясняла им, что мамочки обычно бывают не такие богатые, как папочки.
– Но это же несправедливо, – взорвался Денни.
Бренда была согласна с ним:
– Нет никаких причин, чтобы отцы были богатые, а матери – бедные. Я сама буду богатой.
В этом Элен очень сомневалась, но она держала свое мнение при себе.
Казалось, что в январе и феврале никто не принимал гостей. Никто не отмечал дни рождений, никто не обручался и не выходил замуж или женился, никого не повышали по службе – словом, ни у кого не было причин отмечать какие-либо торжественные события. Казалось, что люди забыли о существовании Элен, и ее телефон неизменно молчал.
В начале февраля она нашла работу на неполный рабочий день в магазине канцелярских принадлежностей – мрачном, пахнущем пылью помещении, где торговали газетами, журналами, дешевыми изданиями книг, конфетами, поздравительными открытками, оберточной бумагой и товарами для школьников. Такой режим работы позволял ей утром отправлять детей в школу и быть дома уже днем, когда они возвращались из школы. Она получала двадцать два доллара в неделю.
– Мамочка, что же с нами будет? – спросила ее как-то Бренда. Ее личико выглядело обеспокоенным, она почти плакала.
– Что ты имеешь в виду? – Элен в тревоге подошла к дочери. Хотя она пыталась показать детям, что им не о чем беспокоиться, ее также беспокоило будущее их семьи.
– Кристина Закер говорит, что ты не можешь оплачивать счета. А ее отец сказал, что у нас совсем нет денег.
Элен как могла успокоила Бренду. Она крепко обняла девочку. Но сердце ее разрывалось от боли и обиды за детей. И от ярости и гнева Элен больше не терзалась чувством вины по отношению к Филу, не считала себя виновной в той глупой ссоре, ей уже не было стыдно за свои обвинения. Она больше не занималась самобичеванием из-за того, что тогда отказалась разговаривать с ним, не разрешила ему прикасаться к себе и холодно оттолкнула его в то последнее утро его жизни. О, нет! Теперь она даже рада, что поступила так. Она испытывала своеобразное удовлетворение от того, что оттолкнула его, что он умер, так и не испытав ее последнего прикосновения, последнего поцелуя, не услышав ее прощального слова. Он вполне заслужил ее злость и ярость. Так ему и надо! Он заслужил, чтобы умереть в одиночестве и без любви!
Фил лгал ей! Это не касалось женщин, чего она боялась больше всего. Нет, он лгал по поводу всей их жизни. По поводу жизни вообще, и насчет самых малых ее деталей. О машине, на которой они ездили, но машина, оказывается, им не принадлежала. Дом, в котором они жили, так и не был оплачен. Ее жакет из лисы, который он не должен был ей дарить.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114