Индейцы славные наездники, но они, кроме того, неутомимые ходоки. Природа даровала им чрезвычайно сильные икры. Они в совершенстве владеют той равномерной и легкой походкой, которой под именем гимнастического шага ( pas gymnastique) обучают с недавнего времени европейских солдат.
Они с невероятной быстротой пробегают пространства, почти по прямой линии, как птица летит, которые вряд ли бы проскакали всадники во всю прыть. Для них ничего не значат бесчисленные трудности пути, никакое препятствие не задержит их. Это только им свойственное качество делает их особенно страшными для испано-американцев, которые никак не могут достигнуть подобной быстроты передвижения. Вследствие этого во время войны краснокожие появляются там, где их меньше всего ожидают, и почти всегда на значительных расстояниях от мест, где они, по-видимому, должны были бы находиться.
Курумила, тщательно изучив следы похитителей, тотчас же решил, по какому направлению они поехали, чтобы перерезать дорогу и подождать их в том месте, где ему будет легко проследить за ними, и попытаться освободить пленницу. Приняв такое решение, ульмен отправился. Он шел несколько часов не останавливаясь, вглядываясь в тьму и внимательно прислушиваясь к звукам пустыни. Эти звуки для белых мертвы, но для индейца, изучившего эту азбуку, каждый звук имеет свое особое значение, в котором он никогда не ошибется. Он разбирает их, сравнивает и часто при помощи их угадывает такие вещи, которые враги стараются скрыть всевозможными средствами. Как ни необъяснимо это с первого взгляда, дело в сущности ясное: нет звука без причины. Полет птиц, бег дикого зверя, шелест листьев, ветер струит в высокой траве, ветви кустарника затрещат, камень с громом упадет в бездну — все эти звуки сумеет различить индеец и объяснить их происхождение.
На знакомом ему месте Курумила растянулся на земле позади гранитного обломка, и его стало не видно за высокой травой и кустарником, росшим по краю дороги. Более часа пролежал он без малейшего движения. Если б кто-нибудь увидел его, то принял бы за труп. Чуткое ухо индейца, которое все время было настороже, наконец различило вдали глухой топот мулов и коней по звонкой и сухой каменистой почве. Шум приближался все ближе и ближе. Вскоре, на два полета копья от него, ульмен увидел человек двадцать всадников, медленно подвигавшихся во тьме. Похитители, надеясь на свое число и полагая себя вне всякой опасности, ехали в полной безопасности. Индеец тихо поднял голову, уперся на руки и жадно следил за ними. Он выжидал; они прошли, не заметив его.
На несколько шагов позади каравана ехал всадник, предоставив коню полную волю. Он дремал, голова его склонялась на грудь, руки едва держали поводья. Курумила задумал смелое дело. Приподнявшись, он напряг все свои силы и вскочил позади седла всадника. Прежде чем тот, испуганный внезапным нападением, успел вскрикнуть, Курумила зажал ему рот так, что лишил того возможности позвать кого-нибудь на помощь. В мгновение ока предводитель накинул на всадника аркан и сбросил его на землю. Затем Курумила соскочил с лошади, привязал ее к кусту и воротился к своему пленнику. Пленник с стоической и надменной храбростью, столь свойственной американским туземцам, увидя себя побежденным, не пробовал сопротивляться. Он смотрел с улыбкой презрения на своего врага и ждал его слова.
— Ба, — сказал Курумила, наклонясь к нему, — Жоан!
— Курумила! — отвечал тот.
— Гм, — проворчал Курумила про себя, — я желал бы, чтобы это был кто-либо другой. Что делал мой брат на этой дороге? — спросил он.
— Что за дело до этого моему брату? — отвечал индеец вопросом на вопрос.
— Нечего терять время, — возразил ульмен, вынимая нож. — Пусть мой брат отвечает!
Жоан затрепетал, дрожь пробежала по его членам, когда сверкнул длинный и острый нож.
— Пусть предводитель спрашивает, — сказал он изменившимся голосом.
— Куда ехал мой брат?
— В тольдерию Сан-Мигуэль.
— Хорошо. А зачем мой брат ехал туда?
— Чтоб отвезти великому токи женщину, которая нам досталась сегодня в набеге.
— Кто приказал похитить ее?
— Тот, к кому мы везли ее.
— Кто был начальник набега?
— Я.
— Хорошо. Где Антинагуэль ожидает пленницу?
— Я сказал уже ульмену. В тольдерии Сан-Мигуэль.
— В какой хижине?
— В последней, в той, что стоит поодаль от других.
— Хорошо. Пусть мой брат обменяется со мною шляпой и пончо.
Индеец немедленно повиновался. Когда обмен был сделан, Курумила продолжал:
— Я мог бы убить моего брата, мудрость даже требует этого, но жалость вошла в мое сердце. У Жоана есть жена и дети, он один из храбрых воинов своего племени. Если я подарю ему жизнь, будет ли он благодарен мне?
Пленник приготовился уже к смерти. Эти слова возвратили ему надежду. Он не был злым человеком по природе; ульмен знал, что на его слово можно положиться.
— Моя жизнь в руках моего отца, — отвечал Жоан, — если он дарует мне ее теперь, я останусь его должником и по малейшему его знаку убью себя.
— Ладно, — отвечал Курумила, затыкая нож за пояс. — Мой брат может встать. Слово предводителя честно.
Индеец встал и почтительно поцеловал руку предводителя, пощадившего его жизнь.
— Что прикажет мой отец? — сказал он.
— Мой брат сейчас же отправится в тольдерию, которую гинкаса называют Вальдивией. Он отыщет дона Тадео, Великого Орла белых, и расскажет все, что произошло между нами, прибавив, что я освобожу пленницу или умру. Если Великому Орлу потребуются услуги моего брата, он должен ему беспрекословно повиноваться. Прощай. Да укажет Пиллиан путь моему брату и пусть брат мой помнит, что я не захотел отнять у него жизни, которая принадлежит мне.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73