Но и в эту роковую минуту храбрый индеец не пал духом и не терял надежды спастись.
Пленный индеец был бравым солдатом, который знал арауканские нравы и представлял, какой род смерти ожидает его. Он решил умереть бесстрашно. Его поставили подле секиры, лицом к чилийской границе, чтобы он сильнее почувствовал горечь утраты своей родины, которой ему уж не видать больше. Ему дали в руки пучок прутьев и заостренный кол. Колом он рыл ямки и втыкал в них постепенно прутья, называя по именам убитых им арауканских воинов. Произнося каждое имя, солдат насмехался над своими врагами. На эти насмешки индейцы отвечали страшными проклятиями. Когда все прутики были воткнуты, Антинагуэль подошел к пленнику и сказал:
— Гуинка храбрый воин. Пусть он засыплет ямки землею, чтобы слава и доблести, совершенные им в продолжение жизни, были погребены здесь.
— Ладно, — отвечал солдат, — но скоро, на беду свою, вы узнаете, что в Чили много солдат похрабрее меня.
И он зарыл ямки землею. Затем токи знаком приказал ему стать подле секиры. Солдат повиновался. Антинагуэль поднял свою булаву и раздробил ему череп. Несчастный упал. Жизнь еще не совсем покинула его, и тело солдата подергивали судороги. Два колдуна бросились на него, распластали ему грудь, вынули еще трепещущее сердце и поднесли токи. Токи пососал крови и передал сердце ульменам, которые сделали то же. В это время воины бросились на труп и разрубили его на части. Из длинных костей они наделали дудок, взялись за руки и, насадив голову пленника на копье, стали плясать вокруг нее, распевая грозную песню и свистя в страшные дудки. Это отвратительное действо опьянило арауканцев. Они скакали и выли, как бешеные, и, кажется, забыли совершенно о другом пленнике, которому готовили ту же участь.
Но Жоан, несмотря на наружное спокойствие, держал ухо востро. Когда отвратительная сатурналия достигла высшей точки, он решил, что настало время бегства, пришпорил лошадь и пустился по равнине. Этот дерзкий поступок до того поразил арауканцев, что они дали время Жоану ускакать довольно далеко и разогнать лошадь. Опомнившись, они погнались за ним. Жоан изо всех сил погонял лошадь, но видел, что аукасы настигают его. Он скакал на неважной лошаденке, между тем как погоня неслась на первостатейных скакунах. Жоан понял, что если он будет скакать по равнине, то пропадет. И повернул к лесистому холму, на который нельзя было взобраться на лошади. Он правил как можно ближе к холму и встал на седло.
Аукасы нагоняли его со страшными криками. Еще несколько мгновений, и они бы настигли его. Но Жоан успел ухватиться за сук ветвистого дерева и скрылся в листве, лошадь же продолжала скакать дальше. Аукасы, увидав это, вскрикнули от досады. Они не могли остановить тотчас же разгоряченных лошадей, а Жоан тем временем прыгнул в кусты и побежал в гору. Но аукасам не хотелось упускать своего пленника. Они остановили лошадей, и человек двенадцать, самых смелых и проворных, бросились по следам Жоана. Но тот успел уже далеко убежать и продолжал взбираться на гору, цепляясь руками и ногами, останавливаясь только, чтобы перевести дух. И вдруг он увидел, что погиб, что все его усилия пошли прахом! Его враги, вместо того чтобы идти по его следам, рассыпались полукругом и постепенно стягивались, чтобы окружить бедного Жоана и увидеть, как он запутается, словно муха в паутине. Он понял, что дальше бежать бессмысленно, и тотчас пришло решение. Он прислонился к дереву, вынул кинжал и решил убить как можно больше врагов, а затем и самого себя. Аукасы приближались, потрясая копьями и булавами, с криками победы. Увидев, что Жоан смело стоит под деревом и глядит им прямо в глаза, они остановились на мгновение, точно в помешательстве, а затем все сразу бросились на него. Они были всего в пятидесяти шагах. В эту страшную минуту Жоан услышал, как кто-то шепнул ему на ухо:
— Наклоните голову.
Он повиновался, не понимая, что происходит. Раздалось четыре выстрела, и четверо индейцев, мертвые, повалились наземь. Придя в себя при виде этой нежданной помощи, Жоан прыгнул вперед и заколол кинжалом еще одного. В это время опять раздались выстрелы, и снова упало четверо индейцев. Остальные, испуганные, с криками бросились назад.
Жоан был спасен. Он оглянулся, чтоб узнать, кто были его спасители, и увидел Валентина, Луи и двух индейских предводителей. А верный Цезарь душил раненого индейца, который подавал еще признаки жизни. Четверо друзей издали наблюдали за станом Антинагуэля, видели, как Жоан бросился бежать, и поспешили ему на помощь.
— Ну, дружище, — заметил Валентин, — вы и не ожидали ничего подобного, а? Еще минута, и вам пришлось бы плохо.
— Спасибо, — сказал с достоинством Жоан, — я ваш вечный должник.
— Я думаю, нам следует немедля уходить, — заметил Луи. — Аукасы вернутся, чтоб отомстить.
— Дон Луис прав, — подтвердил Трантоиль Ланек, — нельзя терять времени.
И все пятеро отправились в путь. Но они напрасно боялись. Антинагуэль, узнав о случившемся от воротившихся воинов, подумал, что гора занята сильным чилийским отрядом. Место, где он расположился станом, было неудобно для сражения, и токи велел войску сняться. Таким образом, он направился в одну сторону, а наши друзья — в другую. Курумила, который шел позади, известил об этом своих друзей. Они тут же повернули и пошли следом за арауканским войском, но на таком расстоянии, чтобы их нельзя было обнаружить. Когда они остановились на ночь, Валентин расспросил Жоана обо всем случившемся со времени их разлуки.
На рассвете, взяв письмо Луи к дону Тадео, Жоан отправился отыскивать чилийцев, чтоб сообщить диктатору о движении генерала Фуэнтеса.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73