Эффект был невероятный, и Купер простодушно прибавляет, что янки гордились этим.
Генерал и сенатор почтительно посмотрели на молодого человека, и дон Панчо, после небольшого молчания, сказал:
— Прежде всего позвольте, граф, спросить вас, как случилось, что вы находитесь между теми, кого мы осаждаем?
— По очень простой причине, сеньор, — отвечал граф с легкой улыбкой. — Я путешествую с несколькими друзьями и довольно большим числом слуг. Вчера мы услышали шум битвы. Я, понятно, захотел узнать, что такое случилось. В это время довольно много испанских солдат взобрались на скалу, где я сам искал убежища, вовсе не желая попасть в руки победителей, если таковыми окажутся арауканцы, — народ, как я слышал, свирепый, без законов и религии. Что ж сказать еще? Битва, начавшись в ущелье, продолжалась на равнине. Солдаты, увидев врагов, не удержались и выстрелили в них. Это было неблагоразумно — убежище наше открыли.
Генерал и сенатор отлично понимали, насколько этот рассказ правдив, но в качестве светских людей не показали виду, что сомневаются. Антинагуэль и Черный Олень поверили рассказу графа — и немудрено: он говорил так спокойно и уверенно.
— Итак, граф, — спросил генерал, — вы начальник гарнизона?
— Да, сеньор?..
— Генерал дон Панчо Бустаменте.
— Ах, извините, генерал, я не знал, с кем имею честь говорить, — поспешно сказал граф с видимым изумлением, хотя прекрасно знал, кто перед ним.
Дон Панчо гордо улыбнулся.
— А велик ли ваш гарнизон? — продолжал он.
— Да, порядочный, — небрежно отвечал граф.
— Человек тридцать? — вкрадчиво спросил генерал.
— Да, около этого, — самоуверенно отвечал граф. Генерал встал.
— Как, граф, — вскричал он с притворным гневом, — и вы с тридцатью солдатами думаете защищаться против пятисот арауканских воинов?
— А почему же нет? — холодно отвечал молодой человек.
Он это сказал столь просто и твердо, что все присутствующие с удивлением поглядели на него.
— Но это безумие! — вскричал генерал.
— Или храбрость, — отвечал граф. — Бог мой! Я уверен, что все вы люди решительные и на моем месте поступили бы точно так же.
— Да, — сказал Антинагуэль, — мой брат мурух хорошо говорит. Он великий воин своего народа. Аукасы будут гордиться победой над ним.
Генерал нахмурил брови. Оборот разговора не понравился ему.
— Что ж, предводитель, — гордо сказал граф, — попробуйте. Но помните, что скала высока и мы решили умереть, но не сдаваться.
— Послушайте, граф, — начал генерал тоном соглашения, — все это просто недоразумение. Насколько мне известно, Чили в дружественных отношениях с Францией?
— Совершенно справедливо, — отвечал Луи.
— Мне кажется, нам легче договориться, чем вы думаете?
— Бог мой! Я уже вам говорил, и совершенно откровенно, что приехал в Америку путешествовать, а не драться. И если б я мог избежать случившегося вчера, то сделал бы это очень охотно.
— Итак, нам легко покончить все миром?
— Я буду очень рад.
— И я точно так же, а вы, предводитель? — прибавил генерал, обращаясь к Антинагуэлю.
— Хорошо. Пусть мой брат поступает, как знает. Все, что он сделает, будет хорошо.
— Отлично, — сказал генерал. — Вот мои условия: вы, граф, и все сопровождающие вас французы могут хоть сейчас спокойно отправиться дальше. Но чилийцы и аукасы, кто бы они ни были, находящиеся в вашем отряде, должны быть немедленно выданы.
Граф вспыхнул. На лбу у него показались красные пятна. Однако, сдержавшись, он встал и, вежливо раскланявшись со всеми, вышел из палатки. Остальные четверо поглядели с удивлением друг на друга и потом все сразу быстро вышли вслед за ним. Граф спокойным шагом направился к скале. Генерал нагнал его в нескольких шагах от рва.
— Куда вы уходите, сеньор? — сказал он ему. — Отчего вы не удостоили нас ответом?
Молодой человек остановился.
— Сеньор, — резко отвечал он, — на такое предложение не может быть иного ответа.
— Мне, однако, казалось… — заметил дон Панчо.
— О, сеньор! Оставьте меня в покое и позвольте мне вернуться к своим. Знайте, что все признавшие меня своим руководителем до конца разделят со мною мою участь, а я точно так же — их. Было бы низостью, если бы я оставил кого-либо из них. Эти два аукасских предводителя, которые слышали нас, я уверен, люди с сердцем и понимают, что я должен прервать всякие сношения.
— Мой брат хорошо говорит, — сказал Антинагуэль, — но есть убитые воины. Пролитая кровь кричит о мщении.
— Я не намерен спорить, — отвечал молодой человек, — к тому же честь не велит мне оставаться дольше и выслушивать предложения, которых я не могу принять.
И, говоря это, граф продолжал идти. Таким образом, все пятеро незаметно очутились недалеко от скалы.
— Однако, сеньор, — отвечал генерал, — прежде, чем так решительно отвергать наши предложения, вы должны известить о них своих товарищей.
— Совершенно справедливо, — насмешливо отвечал граф.
Он вынул свою записную книжку, написал несколько слов, вырвал листок и сложил его вчетверо.
— Вы сейчас же получите ответ, — сказал он и, повернувшись к скале, сложил руки у рта, на манер переговорной трубы, и крикнул: — Бросьте лассо!
Немедленно в одну из бойниц этой крепости сбросили длинный ремень. Граф взял камень, завернул его в листок и привязал к концу лассо. Камень подняли. Молодой человек скрестил руки на груди и, обращаясь к окружающим, сказал:
— Сейчас получите ответ.
В это время среди аукасов возникло некоторое движение. Какой-то индеец подбежал к Антинагуэлю и шепнул ему на ухо несколько слов, видимо взволновавших его. Генерал и предводитель обменялись многозначительными взглядами.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73