Мы не хотим больше воевать, нужно немедленно заключить мир с бледнолицыми. Рысь и шесть ульменов сообщат о нашем желании великому токи. Я сказал. Хорошо ли я говорил, сильные мужи?
Все молчали. Ульмены Антинагуэля были поражены этой речью и с беспокойством смотрели на своего предводителя. Антинагуэль натянуто улыбнулся.
— На каких условиях постановило великое народное собрание быть миру? — спросил он сухо.
— Условия таковы, — спокойно отвечал Рысь, — Антинагуэль немедленно выдаст своих бледнолицых пленников, распустит воинов, которые возвратятся в свои тольдерии. Аукасы заплатят бледнолицым дань: две тысячи овец, пятьсот вигоней, восемьсот быков, и топор войны будет зарыт под крестом Бога бледнолицых.
— О, о! — заметил токи с горькой усмешкой. — Это тяжкие условия. Должно быть, мои братья сильно перетрусили, что приняли их? А что, если я откажусь утвердить эти постыдные условия, что тогда?
— Мой отец утвердит их, — тихо, но твердо сказал Рысь.
— А если нет? — гневно вскричал токи.
— Пусть мой отец подумает. Невозможно, чтобы таково было его последнее слово.
Антинагуэль был взбешен этой скромной настойчивостью. Как он ни был хитер, но не увидел, что тут есть западня, и попался в нее.
— Я повторяю всем вам, — сказал он дрожащим от гнева голосом, — а также всем окружающим меня предводителям, что я отвергаю эти постыдные условия! Никогда я не соглашусь утвердить их! Это позор моей стране! Теперь вы слышали мой ответ и можете хоть сейчас ехать восвояси.
— Еще не сейчас, — отвечал Рысь, — я не кончил.
— Что еще?
— Совет, состоявший из мудрых мужей всех племен, предвидел отказ моего отца.
— Вот как? — насмешливо спросил Антинагуэль. — Что ж измыслили ваши мудрецы?
— Вот что: секира токи отнимается у моего отца. Аукасские воины освобождаются от клятвы, данной ему. Нет ему ни воды, ни огня во всей арауканской земле: он изменник своего отечества. Кто последует за ним, тот также изменник. Арауканский народ не хочет больше страдать из-за честолюбия человека, не способного руководить им. Я сказал!
Слушая этот страшный приговор, Антинагуэль стоял неподвижно, скрестив руки на груди, гордо подняв голову и презрительно улыбаясь.
— Это все? — холодно спросил он.
— Да, — отвечал Рысь. — Сейчас я пошлю гонца в стан объявить решение совета.
— Посылайте кого хотите, — отвечал Антинагуэль, пожимая плечами. — Вы можете отнять у меня секиру токи, можете объявить меня изменником, — я уверен в своей правоте. Но вот чего вы не можете сделать — и это самое главное, — вы не отнимете у меня моих пленников. И казню я их самой страшной казнью. Счастливой дороги!
И Антинагуэль пошел твердым шагом, будто бы ровно ничего не случилось. Он вернулся в стан, но там ждало его страшное известие. После объявления решения совета все воины оставили его, одни с радостью, другие с сожалением. Из восьмисот воинов у него осталось всего тридцать восемь. Это были или родственники, или мозотоны, предки которых еще служили его предкам. Рысь насмешливо поглядел на бывшего великого токи и поскакал, сопровождаемый воинами. Когда Антинагуэль увидел, что почти все изменили ему, в великой печали бросился он на землю, закрыл лицо своим пончо и — застонал!
Двадцать третья глава. ОГНЕННАЯ ВОДА
Через несколько дней после приключений, описанных в предыдущей главе, в двадцати часах езды от Арауко, в девственном лесу среди миртовых деревьев и кипарисов, покрывающих первые отроги Кордильер, вечером, около костра, над которым жарилась дикая коза, сидели четыре человека. Эти четверо были наши старинные знакомые: Валентин, Луи, Курумила и Трантоиль Ланек. Граф задумчиво склонил голову на руки. Валентин сидел, опершись о миртовое дерево, покуривал из индейской трубочки, лаская Цезаря и вычерчивая на земле разные фигуры.
Это была небольшая полянка, какие часто встречаются в американских лесах. Рядом с ней довольно большое пространство было покрыто поваленными деревьями, рухнувшими от старости или разбитыми молнией. Оно было ограничено двумя холмами, у подошвы которых шумел поток, сбегающий с Кордильер. Место было самое удобное для полуденного отдыха, тенистое, прохладное. Но для ночлега оно было не совсем хорошо именно потому, что вблизи был поток, куда приходили на водопой дикие звери, что было видно по многочисленным следам. Индейцы были слишком опытны, чтобы по доброй воле заночевать в таком месте. Только невозможность идти дальше заставила их остановиться тут на ночь.
Лошади были привязаны к дереву недалеко от костра. День выдался ненастный, но ночь, кажется, обещала быть спокойной. Путешественники жадно принялись ужинать, чтобы поскорее улечься спать, так как они очень устали. За ужином никто не промолвил ни слова. Окончив трапезу, индейцы подложили сухих ветвей в огонь и, завернувшись в пончо, заснули. Граф последовал их примеру. Валентин и Цезарь остались на страже.
Никто бы не узнал теперь в этом задумчивом, серьезном человеке, который внимательно прислушивался ко всему и жадно вглядывался во тьму, веселого и беззаботного отставного вахмистра, каким еще недавно был Валентин. Бурные приключения совершенно изменили его характер. Благородные инстинкты, которые спали в глубине его сердца, теперь проснулись под влиянием величественной и могущественной природы Кордильер. Перемена, начавшаяся в нем под влиянием дружбы с графом, увеличивалась все более и более по мере пребывания в Новом Свете.
Большое влияние оказали на него также индейские предводители. От них он научился отдавать себе во всем отчет. Звуки пустыни стали теперь понятны для него.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73