Можно сказать, что в эту пору действий Сперанского сформировались идеи и подготовлены были люди, с которыми была проведена позже финансовая реформа Канкрина.
Указывают обыкновенно на редактированные Сперанским распоряжения 1809 года о придворных званиях и об экзаменах на гражданские чины как на причину нелюбви к Сперанскому знати и чиновничества. Указ о придворных званиях признал их отличиями, не приносящими никакого чина. Указ об экзаменах на чины поставил производство в чины VIII и старших классов в зависимость от образовательного ценза. Может быть, неудовольствие потерпевших от новых служебных порядков и сыграло свою роль в падении Сперанского, но во всяком случае его падение последовало много спустя после указов 1809 года и совершилось совсем внезапно. Государь в марте 1812 года выслал Сперанского в Нижний Новгород, а оттуда в Пермь.
Удаление Сперанского стояло в несомненной связи с переменою во внешней политике Александра. Тильзитский мир 1807 года сделал Александра союзником и другом Наполеона, приобщил Россию к известной континентальной системе Наполеона и разделил Европу на две сферы влияния, отдав ее запад Наполеону, а восток Александру. Последствием были войны со Швецией и с Турцией. Первая дала России Финляндию, вторая – Бессарабию. Кроме того, в 1809 году Александр участвовал в войне Наполеона с Австрией и получил от Австрии часть Восточной Галиции. Переход от вражды к сближению с Францией, разрыв со старыми союзниками, тяжести континентальной системы и непрерывных войн, французское влияние на внутренние дела, проводником которого считали именно Сперанского, – все это очень влияло на общественное настроение и вызывало ропот. Когда добрые отношения Александра и Наполеона стали портиться, вражда русского общества к Наполеону и Франции достигла большого напряжения, а Сперанский в общественном мнении стал почитаться уже прямо изменником. Как первое лицо в пору сближения с Францией, Сперанский стал как бы символом этого сближения и должен был, конечно, сойти со сцены при перемене политического фронта.
Так в 1812 году обозначилась новая перемена в Александре. Как раньше друзья Александра по интимному комитету убедились в непрочности его дружбы, так пришлось теперь убедиться в этом Сперанскому. Прощаясь с ним со слезами, Александр имел вид человека, уступающего необходимости пожертвовать Сперанским без проверки обвинений, взведенных на него доносами. За глаза же Александр давал волю негодованию на Сперанского и даже говорил о смертной казни. И сам Наполеон много раз имел случай убедиться в двойственности своего союзника. Любезный и сдержанный, обворожительный и скрытный, Александр никогда не отдавал всего себя дружбе с Наполеоном и при случае давал ему отпор или уклонялся от откровенности, сохраняя свою светлую улыбку и чарующий взгляд.
Годы 1812–1815-й в жизни Александра имели характер решительного перелома. В начале Отечественной войны Александр думал неотлучно быть при армии. Находя это неполезным для дела, новый (сменивший Сперанского) государственный секретарь Шишков вместе с Балашовым и Аракчеевым написали Александру послание, в котором просили его отделить его судьбу от судьбы армии. Александр послушался и из армии отправился через Москву в С.-Петербург. В Москве народная масса встретила его с необыкновенным подъемом патриотического чувства, а дворянство и купечество на приеме во дворце проявили полную готовность жертвовать не только имуществом, но и собою для защиты родины. Александр был поражен мощью народного чувства, он несколько раз повторял: «Этого дня я никогда не забуду!» В сущности, он мало ценил то общество, которым управлял, теперь же оно встало перед ним такою силою, которая вызывала его изумление и уважение. Отношение к управляемой среде в нем изменилось коренным образом, и он понял, выражаясь его словами, что «Россия представляет ему более способов, чем неприятели думают». С тех пор он любил повторять, что будет вести борьбу до конца, что, утратив армию, созовет «дорогое дворянство и добрых крестьян», отрастит бороду и будет питаться картофелем с последним из своих крестьян скорее, чем подпишет постыдный мир. Эта перемена в оценке общества была для Александра первым из последствий двенадцатого года. Вторым последствием был перелом в его религиозном сознании. Он сам говорил, что пожар Москвы осветил его душу и согрел его сердце верою, какой раньше он не ощущал. Деист превратился в мистика. Мало интересовавшийся Библией и не знавший ее, Александр теперь не расстается с нею и не скрывает своего нового настроения. Он теперь убежден, что для народов и для царей слава и спасение только в Боге, и на себя он смотрит лишь как на орудие Промысла, карающего им злобу Наполеона. Глубокое смирение было естественным последствием этих взглядов, но эти же новые взгляды, убедившие Александра в его высоком предназначении, вели его иногда к необычайному упорству и раздражительности в отстаивании его мнений и желаний. Он получал вид человека, уверенного в своей непогрешимости, с которым было бесполезно и рискованно препираться. Не раз он терял свое обычное самообладание и впадал даже в резкость; так, однажды близкого к нему князя Волконского он при всех обещал «услать в такое место, которого князь не найдет на всех своих картах». Такой склад мыслей и такое настроение Александр сохранял до конца своих дней. В последующие годы в нем стали заметны утомление жизнью, стремление уйти от ее повседневных мелочей в созерцательное одиночество, склонность к унынию и загадочной печали.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150