такого царя хотели «начальницы», говорит псковский летописец. «Народы же ратные не восхотели сему быти», – прибавляет он дальше. Но желание боярства, надеявшегося лучше устроиться при иноземце, чем при русском царе из их же боярской среды, встретилось с противоположным ему и сильнейшим желанием народа избрать царя из своих. Да это и понятно: разве мог народ симпатизировать иностранцу, когда ему так часто приходилось видеть, какими насилиями и грабежами сопровождалось на Руси появление иноземной власти. По мнению народа, иноземцы повинны были в смуте, убившей Московское государство.
Порешив один трудный вопрос, стали намечать кандидатов из московских родов. «Говорили на соборах о царевичах, которые служат в Московском государстве, и о великих родах, кому из них Бог даст... быть государем». Но тут-то и пришла главная смута. «Много избирающи искаху», не могли ни на ком остановиться: одни предлагали того, другие другого, и все говорили разно, желая настоять на своей мысли. «И тако препроводиша немалые дни», по описанию летописца.
Каждый член Собора стремился указать на тот боярский род, которому он сам более симпатизировал в силу ли его нравственных качеств, или в силу его высокого положения, или же просто руководясь личными выгодами. Да и многие бояре сами надеялись сесть на московский престол. И вот наступила избирательная горячка со всеми ее атрибутами – агитацией и подкупами. Откровенный летописец указывает нам, что избиратели действовали не совсем бескорыстно. «Многие же от вельмож, желающи царем быть, подкупахуся, многи и дающи и обещающи многие дары». Кто выступал тогда кандидатами, кого предполагали в цари, прямых указаний на это мы не имеем, предание же в числе кандидатов называет В.И. Шуйского, Воротынского, Трубецкого; Ф.И. Шереметев хлопочет за родню свою – М.Ф. Романова. Современники, местничаясь с Пожарским, обвиняли его в том, что он, желая царствовать, истратил двадцать тысяч рублей на подкупы. Нечего и говорить, что подобное предположение о двадцати тысячах просто невероятно уже потому, что даже казна государева не могла сосредоточить у себя такой суммы, не говоря о частном лице.
Споры о том, кого избрать, шли не только в одной Москве. Сохранилось предание, что Ф.И. Шереметев был в переписке с Филаретом Никитичем Романовым и В.В. Голицыным, что Филарет говорил в письмах о необходимости ограничительных условий для нового царя, а что Ф.И. Шереметев писал Голицыну о выгоде для бояр избрать Михаила Феодоровича в следующих выражениях: «Выберем Мишу Романова, он молод и нам будет поваден». Эта переписка была найдена Ундольским в одном из московских монастырей, но в печать до сих пор не попала, и где находится – неизвестно. Лично мы не верим в ее существование. Есть предание, тоже малодостоверное, и о переписке Шереметева с инокиней Марфой (Ксенией Ивановной Романовой), в которой последняя заявляла свое нежелание видеть сына на престоле. Если бы действительно существовали сношения Романовых с Шереметевым, то в таком случае Шереметев знал бы о местопребывании своей корреспондентки, а он, как можно думать, этого не знал.
Наконец 7 февраля 1613 года пришли к решению избрать Михаила Феодоровича Романова. По одной легенде (у Забелина), первый на Соборе заговорил о Михаиле Феодоровиче какой-то дворянин из Галича, принесший на Собор письменное заявление о правах Михаила на престол. То же самое сделал какой-то донской атаман. Далее Палицын в своем «сказании» смиренным тоном заявляет, что к нему пришли люди многих городов и просили передать царскому синклиту свою мысль об избрании Романова. И по представительству этого святого отца будто бы синклит избрал Михаила. Во всех этих легендах и сообщениях особенно любопытна та черта, что почин в деле избрания Михаила принадлежит не высшим, а мелким людям. Казачество, говорят, также стояло за Михаила.
С 7 числа окончательный выбор был отложен до 21-го, и посланы были в города люди, кажется члены Собора, узнать в городах мнение народа о деле. И города высказались за Михаила. К этому времени надобно относить рассказы А. Палицына о том, что к нему явился какой-то «гость Смирный» из Калуги с известием, что все Северские города желают именно Михаила. Стало быть, против Михаила, насколько можно думать, были голоса только на Соборе, народная же масса была за него. Она была еще за него в 1610 году, когда и Гермоген – при избрании Владислава, – и народ высказывался именно за Михаила. Поэтому возможна мысль о том, что Собор приведен к избранию Михаила Феодоровича давлением народной массы. У Костомарова эта мысль мелькает, но очень слабо и неопределенно. Ниже мы будем иметь повод на ней остановиться.
Когда Мстиславский и другие бояре, а также запоздавшие выборные люди и посланные по областям собрались в Москву, то 21 февраля состоялось торжественное заседание в Успенской церкви. Здесь выбор Михаила был решен уже единогласно, после чего последовали молебны о здравии нового царя и присяга ему. Известясь об избрании царя, города еще до получения согласия Михаила присягали ему и подписывали крестоцеловальные записи Михаилу. По общему представлению, государя сам Бог избрал, и вся земля Русская радовалась и ликовала. Дело теперь оставалось только за согласием Михаила, получить которое стоило немалого труда. В Москве не знали даже, где он находится; посольство к нему от 2 марта отправлено было в «Ярославль или где он, государь, будет». А Михаил Феодорович после московской осады уехал в свою костромскую вотчину Домнино, где чуть было не подвергся нападению польской шайки, от которой спасен был, по преданию, крестьянином Иваном Сусаниным.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150