Ребенка можно обидеть и чем-то другим, вовсе не подвергая насилию, и это достаточный повод, чтобы солгать, вы согласны, доктор?
— Да, конечно.
— Некоторые дети лгут не переставая! Вам не случалось в своей практике встречаться с патологическими лгунами?
— Возможно, с одним или двумя. Настоящих патологических лгунов, как это ни странно, очень мало.
— По крайней мере, вы с ними сталкиваетесь не каждый день, доктор?
Дженет промолчала.
Элиот продолжил:
— Если ребенок открывается по горячим следам, это указывает на правдивость, не так ли? Ребенку, охваченному болью и страхом, можно верить?
— Да. Большинство из нас…
— Но неделя проходит за неделей, и, борясь с чувством вины или страха перед незнакомцем, он молчит, и это оправданно, доктор?
— Дети могут и так реагировать.
— Хорошо. Прошло два года, ребенок окружен заботой родителей, он в безопасности, ему не приходит в голову фантазия обвинить кого-то в извращенности, пока в один прекрасный день, устроившись поудобнее перед телевизором, он видит сюжет о несчастье, приключившемся с другими детьми, его родители завороженно смотрят на экран, они сочувствуют жертвам, и только тогда мальчик решается поведать о своей истории. В это тоже, по-вашему, можно поверить?
Элиот еле одолел такую длинную тираду.
— В данном случае — да, — сказала Дженет, сумев справиться с волнением. — Я общалась со многими детьми, которые хранили молчание месяцами или дольше, никому не раскрывая свою последнюю тайну. Это нормально.
— Можно ли делать выводы, основываясь на времени признания? — спросил Элиот, как будто убежденный ее аргументами.
Дженет собиралась достойно ответить. Элиот наблюдал за ее терзаниями. Мне не приходило на ум, как можно ее поддержать. Воцарилось молчание.
— Многие дети скрывают правду, — неуверенно повторила Дженет.
Элиот с минуту сидел, постукивая карандашом по столу. Бастер дергал его за рукав, но Элиот не обращал на него внимания.
— Доктор Маклэрен, вы заявили, что вас очень беспокоит Томми.
— Да.
Элиот кивнул.
— И конечно, вы стараетесь ему помочь. Вы верите в то, что он вам рассказал, не так ли?
Случись мне задать такой вопрос, тут же последовал бы протест защиты. Говорил ли Томми правду, предстояло решить присяжным, а не свидетелю; Сам Элиот не раз повторял этот тезис.
Я насторожился.
— Да, я ему верю, — сказала Дженет присяжным.
— Несмотря на долгое молчание и отсутствие физического насилия?
— Это вполне объяснимо.
— Да, — сказал Элиот. — Ваша вера заставляет вас игнорировать любые несоответствия.
— Протестую. Недоказуемо.
— Протест принят, — сказал судья Хернандес. — Не спорьте со свидетелем. Прошу не учитывать последнее замечание, — добавил он в адрес присяжных. Как будто можно было просто забыть сказанное.
— Я хочу выяснить, лжет ли Томми, — сказал Элиот. Чувствуя, что я закипаю, он поспешил добавить: — Учитывая ваш многолетний опыт и сотни пациентов. Поясните, пожалуйста, что бы вас навело на мысль, что ребенок лжет?
— Ну, искажение фактов, например. Минимум упорства, когда в нем сомневаются.
— Как Томми, — внезапно сказал Элиот.
Дженет нахмурилась.
— Нет, — сказала она.
Элиот не унимался, он, казалось, пытался воскресить нечто в памяти доктора.
— Ведь были случаи, когда он отказывался от своих слов, признавался во лжи?!
Дженет, нахмурившись, покачала головой.
— Он ни разу не говорил, что ошибся? Что между ним и Остином Пейли ничего не произошло!
— Никогда, — твердо ответила Дженет.
Элиот в недоумении уставился на Дженет. Я похолодел. Элиот не задавал пустых вопросов. Он что-то припас.
После того как весь зал оценил его удивление, Элиот взял себя в руки.
— Тогда что еще? — спросил он. — Что укажет вам на то, что ребенок говорит неправду?
Дженет задумалась. Я хотел помочь ей, но не имел повода для протеста. Вопросы были обоснованными.
— Оговорки, — наконец произнесла она. — Если ребенок упускает важные моменты, это безусловно указывает на то, что он говорит неправду.
— Пытается, — с готовностью добавил Элиот. — Забывает детали.
— Ну, конечно, иногда память нас подводит, и часто дети забывают…
— Доктор, — мягко произнес Элиот, — вы снова оправдываете его.
— Протестую.
— Протест принят. Пожалуйста, не принимайте во внимание.
— Я говорю о самом факте изнасилования, доктор, — продолжил Элиот. — О внешности преступника. Сначала ребенок убежден, что его изнасиловал этот человек, потом указывает на другого, затем возвращается к первоначальным показаниям, это ли не настораживает?
— Да, безусловно. Но дети менее точны в деталях, чем взрослые.
— Они ведь иногда лгут, правда, доктор?
Ей следовало сказать «да». Отрицательный ответ пошатнул бы ее авторитет. Но ожидаемое «да» косвенно подтвердило бы, что и Томми мог солгать.
— Да, — ответила доктор Маклэрен.
Элиот не сразу отступился. Он несколько минут сидел молча, давая волю нашей фантазии обратиться мысленно к маленьким врунишкам и тому вреду, который они приносят. Когда очередь дошла до меня, я выпалил:
— Но ведь вы не думаете, что Томми лжет, доктор Маклэрен?
— Нет.
— Отсутствие физических повреждений, — спросил я озабоченно, — редкое явление?
— Напротив. Это нормально. — Дженет села на своего конька, утверждая, что признаки насилия на теле жертвы не обязательны.
Я позволил ей углубиться в историю вопроса, пока тема не была исчерпана. Думаю, мой следующий вопрос несколько удивил ее.
— Можно ли сказать, что дети часто с недоверием воспринимают взрослых, доктор?
— Я такого не наблюдала, — сказала она.
Меня не удовлетворила расплывчатость ответа.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125