— Справедливо, но они сторонятся незнакомых людей.
— Я не… — Остин запнулся. Вероятно, он хотел сказать, «я не замечал этого», но добавил: — Не всегда.
— Но дети приходили к этому дому и помнят, как ты играл с ними. — Я зашел с другого конца.
— Мне кажется, этого никто не утверждал, — возразил Остин. Было заметно, как он пытается сохранять спокойствие. — Я осматривал дом. Выходил во двор, но не предавался детским забавам.
— С какой стати детям играть у чужого дома?
— Дети тянутся ко мне, — слегка смутился Остин. — Так было всегда. Я преподаю в воскресной школе в приходе Святого Михаила…
— Протестую, ваша честь, — резко сказал я. — Эта деталь не имеет отношения к процессу, а является положительной характеристикой самого обвиняемого. Я вижу в этом давление на присяжных.
— Вы просили объяснений, прокурор, — сухо ответил судья. — Протест отклонен.
— Я просто хотел сказать, что мои уроки пользуются популярностью, — развел руками Остин.
— Тебе нравится преподавать, я уверен. Может, ты вождь бойскаутов?
Я сумел вывести Остина из равновесия. Он прикрыл глаза, чтобы скрыть злобный взгляд, брошенный в мою сторону. Справившись с собой, он виновато посмотрел на присяжных.
— Нет, — тихо сказал он.
— Ты опровергаешь показания Томми Олгрена?
— Конечно, — твердо ответил Остин.
— В чем заключается ложь мальчика? Он заходил в дом?
— Нет. Я уже говорил, что никогда не заводил никого из детей в дом.
— А мебель, которую описывал Томми, старая софа и несколько складных стульев?
— Нет. Дом был пуст.
— Неужели ты запомнил обстановку всех домов, которые ты посетил в роли агента по продаже недвижимости?
Он колебался, но только секунду.
— Этот дом я предполагал купить, поэтому осматривал более тщательно.
— Можно сказать, что этот дом запал в душу?
— Я бы не употребил таких слов.
— Томми описывает довольно достоверно, не так ли. Остин?
— У Томми очень живое воображение, — бросил Остин.
Я хотел заставить Остина говорить о мальчике. Мне казалось, что в такие моменты голос Остина мягчает.
— Он помнит, как ты переодевался, — предпринял я новый штурм. — Это правда?
Остин в изумлении посмотрел на меня.
— У меня не было в этом доме одежды.
— Так значит, если кое-кто видел тебя подъезжающим к дому в костюме, а покидающим в джинсах и футболке, он ошибается?
Я блефовал, но Остину это было неведомо.
Он нахмурился, пытаясь вспомнить.
— Если только я направлялся на теннисный корт.
— Значит, Томми прав.
— Переодевания он видеть не мог. Я уже говорил…
— Но факт остается фактом. А поездки на машине? Ты куда-нибудь брал его с собой?
— Нет.
— На какой машине ты ездил, Остин?
Его глаза сверкнули. Он учуял подвох.
— Мне кажется, «континенталь». — Он обернулся к присяжным. — В то время было модно экономить, — пояснил он. В ответ никакой реакции.
— Какого цвета была машина?
— Белого. Может, дети помнят. Простенькая машина. — Он облизнул губы.
— А как насчет салона? Какого он был цвета?
— О, я плохо помню, — но тут же поправился. — Темно-бордовый. Внутри была отделка из бордовой кожи.
— Сплошное кресло или одноместные сиденья впереди?
— Думаю, сейчас во всех машинах одноместные сиденья, правда?
— Значит, одноместные?
— Да.
— В машине было что-нибудь особенное, характерное?
Он снова задумался. В его движениях появилась суетливость. Свидетельское место сбивает спесь с самых самоуверенных. Что говорить о лжецах!
— Не думаю, — сказал он.
— Что было между передними сиденьями? Рычаг переключения скоростей? Бардачок?
Остин подался в мою сторону.
— Каким образом эта машина поможет следствию?
— Ты отказываешься от показаний? — уцепился я. — Или не надеешься, в отличие от Томми, на свою память?
— Протестую, — сурово произнес Элиот, как будто вмешивался в драку дворовых мальчишек. Он загородил от меня Остина. — Прокурор бездоказательно выводит клиента из себя, затевая бессмысленный спор. Мы не на ринге.
Элиот тянул время, чтобы Остин мог успокоиться и собраться с мыслями. В мои планы это не входило.
— Протест принят, — механически повторил судья Хернандес.
Элиот неторопливо занял свое место. Не дожидаясь разрешения, я заговорил прежде, чем он сел.
— Что находилось между передними сиденьями твоей машины, Остин?
— Бардачок, — ответил он.
— Что ты там хранил?
— Протестую. Это несущественно, — не удержался Элиот.
Я встал, чтобы возразить.
— Я хочу проверить память свидетеля, ваша честь. Сравнить с показаниями потерпевшего. Я не отклоняюсь от сути.
Я гипнотизировал судью. Мне нужен был положительный ответ. Судья Хернандес скользнул по мне небрежным взглядом, свидетельствующим о том, что он мне ничем не обязан.
— Проверьте на чем-то более существенном, прокурор. Протест принят.
У меня не было времени на эмоции, я перешел к следующему вопросу.
— Ты утверждаешь, что Томми ошибается насчет машины? И лжет про дом, в который вы ездили?
— Да, — ответил Остин.
— Там не было бассейна?
— О каком бассейне, собственно, речь? — невозмутимо спросил Остин, не поддавшись на провокацию.
— А что ты скажешь про мебель в светлых тонах, светильниках на стенах? Там не было бара и ты не наливал себе выпить, а мальчишке кока-колу?
— Я никуда его не возил. Я сел, посмотрел на него проницательным взглядом и спросил:
— Вернемся к показанию мистера Риза.
— Да, — охотно согласился Остин. Эти показания были ему на руку.
— Томми обвинил мистера Риза в насилии.
— Да. Он и меня оклеветал.
— Так почему тебе не пришло в голову оправдаться, подобно ему?
— Что?
— Я имею в виду тест на детекторе лжи?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125