Слева она увидела высокое окно с витражом, изображающим уже знакомый герб Богартов. Через цветные стекла в комнатку светило солнце, и в золотых лучах плясали шарики потревоженной пыли, толстым слоем покрывающей старый пол из розового дерева. Она стояла на том самом месте, где триста лет назад установил свой мольберт Рембрандт ван Рейн. Ощущение присутствия художника и его модели было настолько сильным, что Финн на секунду увидела их обоих: Рембрандта с его кистями и палитрой и Вильгельма ван Богарта, высокого и надменного, гордо стоящего у дальней стены. Золотые солнечные лучи падали на их плечи словно благословение. Видение тут же растаяло, но Финн твердо знала, что призрак Рембрандта, подобно бледной тени, еще присутствует здесь.– Взгляни на эту дверь, – негромко окликнул ее Билли.В десяти футах от них в противоположной стене комнатки действительно имелась тяжелая дверь из темного дуба с массивными петлями и витой ручкой.– На картине она скрыта за драпировкой, – сообразила Финн. – Наверное, ван Богарт не хотел, чтобы о ней знали.Она шагнула вперед и повернула ручку вниз. Дверь, скрипнув, отворилась, и Финн заглянула в потайную комнату.– Бог мой! – прошептала она. 13 – Это же настоящая лавка чудес! – воскликнул Билли.Небольшая комната казалась тесной из-за многочисленных столиков, ниш, стеклянных горок, шкафчиков и полок, на которых было разложено, а скорее, просто беспорядочно свалено целое собрание музейных экспонатов. Деревянные ящики, наполненные морскими раковинами, соседствовали тут с распятой на дощечке засушенной бабочкой, чьи алые крылья превышали размером человеческую ладонь.На одной из полок они обнаружили стеклянную банку с мумифицированной головой – то ли человеческой, то ли обезьяньей. Имелась тут и целая коллекция стеклянных глаз. С потолка на проволоке свисал крокодил. В углу, прислоненный к стене, стоял огромный витой клык нарвала и несколько ржавых гарпунов. Кроме того, Финн и Билли нашли индейский головной убор с перьями, обломок камня с одной ослепительно сверкающей гранью, полдюжины разных скелетов, сушеную летучую мышь, пыльное чучело одноглазого кота, невероятную композицию из громадной, похожей на сазана рыбы, прикрепленной к туловищу обезьянки.Животные, растения, минералы – здесь имелось все, включая и воплощения абстрактных понятий, представленные деревянными моделями геометрических фигур. В комнате не оставалось ни одной незанятой поверхности. Даже стены и потолок являли собой подлинный шедевр лепщика и были густо покрыты прихотливым переплетением цветов, фруктов, животных и птиц. Билли откашлялся и процитировал:– «Обширный и вместительный стеклянный шкаф, где все, что рука человека, вооруженная искусством или механизмом, создала редкого и удивительного; все то необычное, что по прихоти ли случая или со скрытой целью породила природа; все то, в чем есть жизнь и что подлежит хранению должно быть сохранено, описано и рассортировано». Сэр Фрэнсис Бэкон, Бэкон Фрэнсис – английский философ, историк и политический деятель.

одна тысяча пятьсот девяносто четвертый год.– С ума сойти! И ты помнишь это наизусть?Билли кивнул:– Одно из преимуществ классического образования. Кусок известного монолога из пьесы «Деяния грейанцев», написанной им еще в студенческие годы.– Такого уж известного? – недоверчиво рассмеялась Финн.– Смотри-ка. – Билли ткнул пальцем куда-то вверх. Там над дверью, в том месте, где соединяются стена и потолок, на гипсе была вырезана латинская фраза:– «Fugio ab insula opes usus venti carmeni», – прочитала Финн. – «Беги с моего острова сокровищ», и что-то про ветер – «venti».– Нет, скорее наоборот: «Беги на мой остров сокровищ на музыке ветров», – быстро перевел Билли. – Наверняка он имел в виду эту комнату. Его остров сокровищ.Среди всего этого изобилия они не сразу обратили внимание на небольшой стол, покрытый старинной, запыленной тканью. На нем лежало несколько раковин и старинные навигационные инструменты, включая и астролябию – предшественницу секстанта. Среди инструментов Финн обнаружила и книгу в сафьяновом переплете – ту самую, что на портрете держал в руке Вильгельм ван Богарт. Сбоку, небрежно прислоненная к столу так, словно ее оставили тут пару минут назад, стояла шпага с резным эфесом, которая была в другой руке голландца. Холодок опять пробежал по спине Финн – ей почудилось, что человек с картины вот-вот шагнет в комнату, чтобы приветствовать их. Невольно она оглянулась на дверь.– Наверное, все эти вещи он привозил из своих путешествий, – тихо сказал Билли.Он подошел к столу и бережно взял книжку.– Это же роутер! – присвистнул он, открыв первую страницу, и, перевернув еще несколько, добавил: – Написано по-английски.– Что такое роутер и почему по-английски? – тут же спросила Финн.– Роутер – это справочник с навигационным счислением пути. Расчет маршрута от точки к точке. То есть от одного видимого ориентира до другого. Этим способом пользовались моряки, пока еще не было настоящих карт. Французы называют такие справочники routiиre. Собственно, от него и образовалось слово «маршрут».– А почему по-английски?– Семейная традиция Богартов. Они посылали своих сыновей в закрытую школу Шерборн в Дорсете, а потом – в Кембридж. Меня, кстати, тоже. – Он улыбнулся. – Но я оказался паршивой овцой и вместо Кембриджа поступил в Оксфорд. Влияние английской части семьи.– Опять Кембридж, – вздохнула Финн.– В те дни по-английски писали из осторожности, – продолжал Билли. – Роутеры ценились на вес золота, и, разумеется, владелец не хотел, чтобы чужие люди воспользовались его маршрутом.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72