Иногда Финн казалось, что от его стен еще исходит слабый аромат шоколада и мяты. Именно здесь проходили торги, и некоторые остряки в офисе любовно называли зал «нашим монетным двором». Вдоль левой стены располагались телефонные кабинки для тех участников аукциона, которые предпочитали торговаться заочно; вдоль правой – грузовые лифты и служебные помещения, а напротив входа – возвышение для аукциониста и огромный экран у него за спиной. Вся середина зала была занята тремястами пятьюдесятью очень удобными креслами, предназначенными для тех, кто в дни торгов поднимал маленькие таблички с номерами и повышал цены, а заодно и комиссионные аукционного дома «Мейсон – Годвин».Весь второй этаж здания был поделен между исследовательским отделом, тщательно проверяющим происхождение и авторство выставляемых на аукцион произведений, и десятком крошечных офисов, в которых такие же, как Финн, молодые женщины-консультанты постоянно висели на телефонах, проверяя, получили ли будущие участники торгов каталоги и хорошо ли устроились в отелях те, кто специально ради аукциона приехал в Лондон. Иногда консультантам доводилось мельком увидеть какое-нибудь произведение, принесенное владельцем для оценки, и либо с первого взгляда отклонить его, либо тут же отправить к экспертам на третий этаж. Там работали небожители, получившие образование в Тринити-колледже в Кембридже или Сент-Эдмунд-Холле в Оксфорде и носившие удивительные имена вроде Филоды, Феликса, Алистера и даже одной Джемаймы. На гораздо более скромных четвертом, пятом и шестом этажах занимались чисткой, реставрацией, окантовкой и хранением сокровищ, принадлежащих самому аукционному дому.Очень скоро Финн поняла, что на работу ее приняли только ради того, чтобы доставить удовольствие американским клиентам, которые неуютно чувствовали себя в Лондоне и с облегчением вздыхали, услышав знакомый тягучий акцент уроженки Среднего Запада. Кроме того, у нее имелось и еще одно достоинство, высоко ценимое в отделе по работе с клиентами: Финн была замечательно красива. Ее зеленые ирландские глаза, точеная фигурка и длинные рыжие волосы, похоже, значили для руководства дома гораздо больше, чем диплом бакалавра антропологии, степень магистра истории искусств, полученная в Университете Нью-Йорка, и тот факт, что целый год она изучала живопись и скульптуру во Флоренции. В итоге Финн оказалась просто изящной деталью хорошо отлаженного механизма, состригающего двадцать процентов аукционной стоимости картины с продавца и еще двадцать процентов полученной суммы – с ее покупателя.Так, например, небольшой Жан Дюбюффе – два на три фута, холст, эмаль, масло – ушел с молотка за сто одиннадцать тысяч долларов, но, после того как «Мейсон – Годвин» прибавил свои комиссионные, обошелся покупателю в сто сорок тысяч, а затем еще двадцать восемь тысяч были удержаны с продавца, поскольку его двадцать процентов рассчитывались уже от всей полученной за картину суммы. Таким образом «Мейсон – Годвин», фактически только за то, что свел продавца и покупателя, получил пятьдесят шесть тысяч долларов чистой прибыли, или, иначе говоря, почти половину продажной стоимости картины. И это не считая весьма существенного дохода, получаемого от продажи каталогов предстоящих аукционов. Кроме того, немалые суммы поступали в кассу аукционного дома от «особых» клиентов, получавших каталог вне очереди. «Особыми» автоматически становились все обращавшиеся с такой просьбой и готовые расстаться с кругленькой суммой, ради того чтобы получить каталог на две недели раньше прочих участников торгов.Основа успеха любого аукционного дома заключается в умении незаметно и тонко убедить потенциального продавца в том, что некое произведение искусства ему больше не требуется, а покупателя – в том, что тот должен завладеть им любой ценой. Разумеется, чем выше окажется эта цена – тем лучше.Если по завершении сделки у обеих сторон складывалось впечатление, что все их желания и требования были удовлетворены, то иногда через некоторое время их удавалось поменять местами: продавец становился покупателем, а покупатель – продавцом. Такие игры могли продолжаться сколь угодно долго, и одно и то же произведение всплывало на аукционах по нескольку раз, регулярно меняя хозяев и оставляя в копилке «Мейсон – Годвин» солидные комиссионные.Страшила Рональд хвастался, что один тернеровский восход прошел через его руки одиннадцать раз и принес фирме больше миллиона фунтов комиссионных. Иными словами, все это очень походило на обычное мошенничество. За год работы Финн успела убедиться, что в этом мире художники и их творения всего лишь товар вроде апельсинового сока или сахарной свеклы, а торговля произведениями искусства – дело ничуть не более честное, достойное и полезное, чем спекуляция акциями или земельными участками.
На неуклюжем двухэтажном автобусе Финн добралась до метро, спустилась под землю, доехала до станции «Грин-парк» и опять вышла наверх под серый моросящий дождь. На Альбермарл-стрит она купила пончик с черникой и самый большой пластиковый стаканчик кофе и, бережно прижимая свой завтрак к груди, зигзагами добежала до скромно прикрытого маркизой входа в «Мейсон – Годвин». Перед сверкающей стеклом и медью дверью Финн тщательно стряхнула все до одной капельки дождя со своего зонта и только после этого решилась вступить на черный с красным узором восточный ковер, украшающий паркет приемной.Уже пробило восемь, и Финн Райан, проведя битый час в различных видах лондонского транспорта, душного и набитого потеющими людьми, пребывала не в самом радужном расположении духа.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72