Сток возник из сигарного облака в кожаном пальто до пят.
— Если вы решили напугать меня до полусмерти, то у вас ничего не получилось, — сказал я.
— Ха-ха-ха, — захохотал Сток и выпустил очередной громадный клуб дыма, такие клубы дыма можно увидеть только у паровозов, отправляющихся с лондонского вокзала Кингз-Кросс. — Я хотел пообщаться с вами, — сказал он, не выпуская сигары изо рта, — без Валкана.
— В следующий раз, — сказал я, — пишите письма.
Раздался стук в дверь. Сток передвигался по комнате, как раненая ворона. Седая женщина принесла два стакана чая с лимоном.
— Боюсь, что молока сегодня нет, — сказал Сток и запахнулся в пальто.
— Так, видимо, и изобрели русский чай, — сказал я.
Сток снова засмеялся своим деланным смехом. Я глотнул обжигающего чая и почувствовал себя лучше. Такое же ощущение испытываешь, когда впиваешься ногтями в собственную ладонь.
— Что стряслось? — спросил я.
Сток подождал, пока женщина выйдет из комнаты и закроет за собой дверь. Потом сказал:
— Давайте прекратим ссориться, ладно?
— Вы имеете в виду себя лично? — поинтересовался я. — Или Советский Союз?
— Себя лично, — сказал Сток. — Мы оба много выиграем, если будем не палки в колеса друг другу ставить, а сотрудничать. — Сток помолчал с деланной улыбкой. — Как ученый, Семица не очень важен для Советского Союза. У нас есть люди помоложе, с более свежими и интересными идеями. А ваши люди, напротив, будут считать вас гением, если вы сможете доставить его в Лондон. — Сток пожал плечами, словно поражаясь идиотизму мира политиков.
— Caveat emptor? — сказал я.
— Вот именно, — подтвердил Сток с удовольствием. — Да будет осторожен покупатель. — Он перекатил сигару в другой угол рта и повторил несколько раз: «Да будет осторожен покупатель». Я пил чай и молчал. Сток проковылял к боковому столу с шахматами, его кожаное пальто скрипело, как старое парусное судно.
— Вы в шахматы играете, англичанин? — спросил он.
— Я предпочитаю игры, где легче мошенничать, — сказал я.
— Согласен с вами, — сказал Сток. — Соблюдение правил мешает творчеству.
— Это касается и коммунизма? — вставил я.
Сток взял со стола коня.
— Но шахматы больше похожи на ваш капиталистический мир. Мир рыцарских фигур, мир королей и королев.
— Не смотрите на меня, — сказал я. — Я всего лишь пешка. Нахожусь здесь на линии фронта. — Сток ухмыльнулся и посмотрел на доску.
— А я хорошо играю, — сказал он. — Ваш друг Валкан — один из немногих в Берлине, кто может меня постоянно обыгрывать.
— Это потому, что он принадлежит нашему капиталистическому миру.
— Ваги мир меняется. Легкие фигуры становятся самыми значительными на доске. Королевы становятся... импотентками. Можно сказать «импотентки» о королевах?
— С этой стороны Стены вы можете говорить все, что угодно.
Сток кивнул.
— Легкие фигуры — генералы — правят вашим западным миром. Генерал Уокер, командир 24-й пехотной дивизии, говорил своим подчиненным, что президент США — коммунист.
— А вы разве не согласны? — спросил я.
— До чего ж вы глупый, — забасил Сток. — Я пытаюсь показать вам, что эти люди... — он помахал конем перед моим носом, — ...сами о себе заботятся.
— И вы завидуете? — серьезно спросил я.
— Может, и завидую, — сказал Сток. — Может, и так. — Он положил коня на место и запахнул полы своего пальто.
— Значит, вы собираетесь продать мне Семицу в качестве своего рода частной собственности? — сказал я. — Если вы, конечно, простите мне такие выверты моего буржуазного ума.
— Человек живет всего один раз, — сказал Сток.
— Я могу удовлетвориться и одним разом, — сказал я.
Сток положил в свой чай четыре ложки сахара с верхом и стал энергично его размешивать.
— Единственное, что я хочу, это прожить остаток моей жизни в тишине и покое, мне не надо много денег, лишь бы хватало на табак и скромную деревенскую пищу, на которой я был воспитан. Я полковник, и мои материальные условия превосходные, но я реалист, долго это продолжаться не может. Более молодые люди в моем ведомстве смотрят на мое место с завистью. — Он бросил на меня взгляд, я вяло кивнул. — С завистью, — повторил он.
— Вы занимаете ключевое место, — сказал я.
— Но проблема с такими постами в том, что на них многие зарятся. Некоторые из моих сотрудников имеют прекрасные университетские дипломы и так же сообразительны, как и я в их возрасте; их энергии хватает на то, чтобы работать дни и ночи напролет, и я когда-то так работал. — Он пожал плечами. — Вот почему я решил прожить оставшуюся часть жизни в вашем мире.
Он встал и открыл один из деревянных ставней. Со двора неслось тарахтенье дизельного мотора и топот ног, забирающихся через борт на грузовик. Он засунул руки глубоко в карманы пальто и запахнул полы.
Я спросил:
— А вы уверены, что сумеете убедить жену, семью?
Сток продолжал смотреть во двор.
— Моя жена погибла во время налета немецких самолетов в 1941 году, мой сын не пишет мне уже три с половиной года. Что бы вы сделали в моем положении, Дорф? Что бы вы сделали?
Я подождал, пока шум отъезжающего грузовика не замер на Кайбельштрассе. Потом сказал:
— Я бы перестал врать старым врунам для начала, Сток. Вы что, действительно думаете, что я пришел сюда, не перелистав ваше досье? Мои нынешние помощники подготовлены несравненно лучше, чем, по вашей оценке, я сам. Я о вас знаю все — от полезного объема камеры вашего холодильника «вестингхауз» до размера противозачаточного колпачка вашей любовницы.
Сток взял свой чай и принялся давить дольку лимона ложечкой. Он сказал:
— Вы хорошо подготовлены.
— Тяжело в ученье, легко в бою, — сказал я.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81