Вдоль окон стояли лоснящиеся от жары растения в горшках. Сквозь запотевшие стекла пыльные крыши выглядели причудливым импрессионистским рисунком.
— Хейди. — Голос генерала был высок и чист.
Его дочь принесла мне маленькую чашечку крепкого кофе. Она понаблюдала за тем, как я отпил глоток, и спросила, не жарко ли мне.
— Нет, — ответил я. По лбу и щекам у меня стекали капельки пота.
Она засмеялась.
— Папа все время мерзнет, — объяснила она.
— Понимаю, — сказал я и снова протер запотевшие очки.
— Что такое? — громко спросил генерал.
— Вы мерзнете, — сказал я.
— Я такой, — подтвердил генерал.
— Какой?
— Старый, — терпеливо ответил он. Девушка похлопала его по плечу, приговаривая:
— Он, конечно, не считает, что ты старый. — Потом обратилась ко мне: — Папа читает по губам; надо смотреть на него, когда с ним говорите.
— Тогда он дурак, — сказал генерал.
Я посмотрел на улицу сквозь запотевшее окно; на противоположной стороне висел транспарант: «Мир должен уметь себя защищать».
Генерал Борг сказал:
— Время похоже на поезд, идущий в одном направлении с твоим по соседней колее; когда ты молод, другой поезд идет почти одновременно с тобой. С возрастом поезд времени идет все быстрее и быстрее, пока вообще не обгоняет тебя, и ты снова видишь зеленые поля.
Я поддакнул.
— Я пытаюсь, — сказал генерал очень медленно, не отрывая от меня внимательных глаз, — я пытаюсь вспомнить вас. Может, мы воевали вместе?
— Да, — согласился я, — правда, я воевал против вас.
— Очень мудро, — сказал генерал, восхищенно глядя на меня.
— Я пришел к вам по поводу вашей коллекции полковых дневников, — сказал я.
Лицо генерала оживилось.
— Вы военный историк. Я так и думал. У нас очень большая коллекция. Вас не интересует кавалерийская форма? Я как раз пишу сейчас статью об этом.
— Нет, мне нужна простая справка. Об одном из подразделений вермахта, которое занималось эвакуацией людей из концлагеря. Я хотел бы уточнить кое-что о личном составе.
— Хейди поможет вам, — сказал генерал. — Это очень простое дело. У нас целая комната архивов отдельных частей. Верно, Хейди?
— Да, папа, — ответила она. — Я там с трудом убираюсь, так она заставлена, — добавила она, уже обращаясь ко мне. Я дал ей листок бумаги с моими вопросами.
— Уверен, что вы справитесь.
Она ушла выполнять просьбу.
Генерал отхлебнул чаю и начал рассказывать о кавалерийской форме XIX века.
— Вы пришли ко мне по совету полковника Стока? — неожиданно спросил он.
— Точно. Он сказал мне, что у вас лучшая коллекция военных документов во всей Германии.
Генерал кивнул.
— Очаровательный человек этот Сток, — сказал генерал. — Он дал мне интереснейшие материалы по истории Красной Армии. Очень добрый человек. Это редкая штука.
Я не знал, что он имеет в виду — исторические материалы или доброту Стока.
— Вы давно здесь живете? — спросил я, просто чтобы прервать наступившее молчание.
— Я родился в этом доме, — сказал генерал. — В нем же и умру. При жизни отца он весь нам принадлежал. А теперь мы хозяева только маленькой квартирки на крыше. Остальная часть дома под правительственным контролем — много людей еще вообще бездомны, что поделаешь, нечего жаловаться.
— А вы никогда не думали о том, чтобы перебраться на Запад? — спросил я.
— Да, — ответил он. — Моя мать догадалась переехать в Кельн. Это было году в 1931-м, но мы остались.
— Я имею в виду, после войны. Почему вы остались жить в Восточном Берлине после войны?
— Мои старые друзья не могут навещать меня, — сказал он.
Я уж было собрался переформулировать вопрос, но, спокойно улыбнувшись, генерал дал мне понять, что уже ответил на него.
— Вы что-нибудь для Бонна делаете? — спросил я.
— Для этих негодяев — разумеется, нет. — Он стукнул по ручке кресла так, будто его кулак был аукционным молотком. — Первые десять лет после войны я был чересчур нацистом для любого порядочного немца он ни за что не сел бы пить со мной кофе. — Слова «порядочный немец» он произнес с явной иронией. — Я за это время беседовал только с двумя полковниками из Американского института военной истории. Мы вместе прошли все бои от Буга до Волги. И, знаете ли ... — Он доверительно наклонился ко мне — ...с каждым новым разом я делал все меньше ошибок. Смею вас уверить, еще парочка визитов американских полковников, и я бы взял Сталинград. — Он засмеялся сухим невеселым смехом. — Целые десять лет я был чересчур нацистом для немецких политиков. — Он снова невесело засмеялся, будто уже устал от этой шутки. Возвратилась Хейди с кипой больших коричневых конвертов.
— Вы знакомы с полковником Стоком? — спросила она меня.
— Моя девочка увлечена им, — сказал генерал и на сей раз рассмеялся совершенно искренне.
— Не такой уж плохой выбор, — сказал я, опасаясь, что проявляю неучтивость.
— Совершенно верно, — сказал генерал.
— Вы коллега Олега Алексеевича? — спросила девушка.
— Я его деловой соперник, — ответил я.
Засмеявшись, она положила передо мной большие коричневые конверты, которые содержали новые подробности о Бруме.
Глава 40
Короля нельзя ни захватить, ни снять с доски. Достаточно поставить его в позицию, из которой ему нет выхода.
Берлин, воскресенье, 3 ноября
Берлин стал для меня домом. Комната во «Фрюлинге» была теплая и удобная. Лег я рано, встал поздно, утро текло у меня сквозь пальцы, как серебряный песок. Небо заволокло тучами, стало необычно тепло. Около метро, на противоположной стороне улицы, я купил газеты «Таймс» и «Дейли экспресс» и сел за столик в кафе «Канцлере», откуда мне был виден Курфюрстендам до Гедехтнискирхе.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81