Глава 20
Территория противника — это та часть шахматной доски, которая контролируется его фигурами.
Берлин, суббота, 12 октября
Я промыл рану, нанесенную мне шампуром, и заклеил ее пластырем, но когда я добрался до контрольно-пропускного пункта на Фридрихштрассе, она снова стала кровоточить. В самом здании шло добродушное препирательство. Краснолицый мужчина размахивал ирландским паспортом и приговаривал:
— ... нейтральными и всегда остаемся нейтральными.
Пограничник сказал:
— Ваше правительство не только Германскую Демократическую Республику не признает, но и СССР уже сорок пять лет ждет, когда вы его признаете.
Они вернули мне паспорт, едва взглянув на него. Я мог свободно провезти с собой танк М-60, а не только мой браунинг.
Уходя в дождь, я слышал ирландца:
— У нас в Ирландии говорят: «Женись быстро, раскаивайся медленно».
Карлхорст — это русская часть Восточного Берлина, здесь находится комендатура, здесь живет большинство русских. Адрес, который я получил от саксонца, привел меня на узенькую улицу в южной части района Дождь лил вовсю, пешеходов ни улице не было. Небо время от времени освещалось молнией, именно в одну из таких вспышек я сумел рассмотреть название улицы. По обеим сторонам мощеной мостовой стояли маленькие магазинчики. Деревянные ставни блестели от дождя, дом номер двенадцать оказался с виду даже заброшеннее остальных.
Я переложил пистолет в карман пиджака и потуже натянул пластырь. Кровь сочилась из-под клейкой материи и оставляла пятна на манжете. Я постучал в дверь. Ни в одном из окон света не было, единственный свет падал от уличного фонаря. Я постучал во второй раз, дверь медленно открылась. Достав фонарик из кармана, я осветил потрескавшуюся штукатурку стены. Выключатель не работал.
Хорошо смазанная дверь слева от меня открылась в большую комнату. В центре комнаты два массивных диска ленточной пилы тускло отражали свет моего фонарика. В углу стоял щепной долбежный станок. Каждый станок стоял на бетонном основании, ржавые болты крепили их к полу. У одной из стен лежали доски, в комнате пахло сыростью и опилками. Людей там не было. Я открыл шкаф, на мушке пистолета оказались метла и банка лака. Коридор передо мной закончился винтовой лестницей. Держа фонарь подальше от туловища, я чуть ослабил хватку на рукояти браунинга. Фонарик покрылся липкой кровью, капля ее упала, сверкнув в луче света, в опилки. Ступеньки скрипели. Прежде чем ступить на очередную, я осторожно проверял, не рухнет ли она подо мной. Деревянные ступени были усыпаны опилками, пол погреба, покрытый толстым ковром стружек, приятно хрустел под ногами. Я медленно провел лучом света по стене. Вокруг разливался сладкий сочный запах свежераспиленной древесины. Над фанерным прессом в прусском порядке были развешаны и разложены рамные пилы, молотки, наугольники, ножовки, стамески, рашпили, бутылки морилки и политуры. В центре подвала стояло пять длинных верстаков. На них валялись ржавые банки с клеем и фанерные обрезки.
Дальний конец подвала содержался в чистоте. Там была небольшая газовая плита и громадный чайник, который использовался для гнутья фанеры. На кухонном полотенце сушились шесть перевернутых щербатых чашек. На одной красовалась надпись: «Подарок из Дрездена».
Горсть шурупов на дальнем столе и тяжелая отвертка указывали на то место, где к дереву крепилась металлическая фурнитура. Прямо вверху был люк с крышкой, потому что для лестницы они были чересчур громоздкими; их было шесть штук у стены, сверкающих, любовно отполированных и готовых к использованию.
Гробы были тщательно отделаны, глубокие крышки украшены тиснеными листьями и цветами. Каждый гроб имел шесть массивных ручек. Я постучал по каждому из них — один, два, три, четыре, пять, шесть. Последний гроб ответил глухим стуком. Не успел звук замереть, как крышка его отвалилась, с треском упав на пол. Я направил свет фонаря в шелковую пустоту и поднял пистолет. Фонарь выхватил из темноты фигуру человека в военной форме. Еще не разглядев лица, я по орденам и погонам понял, что это Сток.
Он захихикал.
— Я напугал тебя, англичанин, признайся, я напугал тебя.
— Вы напугали меня так, что я чуть не просверлил вам шесть дополнительных пупков, — сказал я. Опустив пистолет в карман, я помог Стоку высвободить широкие плечи из гроба. — Помирать приезжайте в Англию, — сказал я. — Наши фобы расширяются кверху.
— Да? — Сток стряхнул опилки со своего летнего кителя и из-под ближайшего верстака вытащил папаху. Потом включил четыре неоновых светильника.
— Что за шутки, Сток?
Сток хлопнул ладонью по гробу.
— Это для Семицы, — сказал он. — Посмотри. — Он показал на внутренность гроба. Там, замаскированные орнаментом, были просверлены отверстия. Он снова хлопнул по гробу. — Одна из немногих, по-настоящему стоящих вещей, по-настоящему стоящих. — Он еще раз шлепнул по боковине. — Вяз, — сказал он, — двадцатимиллиметровая выдержанная древесина. Водонепроницаемый, вощеный, обшитый сатином. Саван, облачение, крепкие бронзовые ручки, гравированная пластинка с именем, бронзовые запорные болты, крышка с орнаментом, кольца, шелковые веревки, бахрома.
— Да, — сказал я. Сток игриво огрел меня по спине и засмеялся.
— Двести марок, — сказал он, — но не беспокойтесь. Их мы вычтем из моих сорока тысяч фунтов, — Сток снова улыбнулся. Лицо его было высечено из розового песчаника, черты сгладились от тысячелетних прикосновений рук паломников. Он расстегнул карман рубашки и извлек оттуда желтоватый лист бумаги.
— Это форма, которую заполняют родственники, требующие тело умершего.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81