роман
ГЛАВА ПЕРВАЯ
Понедельник. Лана
Дождь наконец-то кончился и выглянуло солнце. Асфальтовая поверхность извивающейся между холмами дороги засверкала слепящим серебром. Слева промелькнула зеленая изгородь из густо посаженных кустов рододендронов сельской усадьбы.
Я слегка нажал на педаль акселератора, и стрелка спидометра подскочила к отметке шестьдесят пять миль. Довольный собой, как никогда, я начал размышлять о жизни.
Кто-то говорил, что жизнь — это состояние ума. Я с этим не согласен. Жизнь больше, чем состояние ума; это еще и готовность иногда испытывать судьбу. Если вы никогда не испытывали судьбу, значит, вы просто ничего не можете знать о жизни. Вы меня поняли?
Если вы никогда не рисковали, то вся ваша жизнь — всего лишь нудная цепь рутинных событий, лишь изредка прерываемая случайными фейерверками, которые, к тому же, часто не удаются. Иногда лучше не знать о том, что нас ожидает за поворотом.
Не скажу, что мне часто приходилось испытывать судьбу — я, по крайней мере, так не считаю. Разве что теперь придется испытать,— когда я собрался жениться, не зная, насколько семейная жизнь совместима с моим характером, по мнению многих, чересчур легкомысленным. Правда, кто-то сказал, что характер человека вырабатывает жизнь. Если он прав, то у меня должен быть дьявольский характер, потому что опыт я имею, тут уж ничего не скажешь!
Меня зовут Гейл. Николас Гейл. Моя мать — американка, уроженка Вермонта. Почему она оттуда уехала и как оказалась в Англии, я не знаю. Может быть, ее привела сюда интуиция — по крайней мере, она всегда советовала мне полагаться на интуицию. Здесь она встретила полуангличанина-полуирландца по имени Гейл и больше уже домой не возвращалась — предпочла этого Гейла и родному городу, и знаменитому вермонтскому кленовому сиропу.
По-моему, мать поступила правильно. Она была красавицей, могла выйти замуж за любого. Но она вышла за Гейла, потому что он был упорным и предприимчивым, унаследовал хитрость, мягкое
обращение и льстивость у ирландцев и рассудительность и здравый смысл у англичан. Мать рассказывала мне, что он мог бы соблазнить и птичку на ветке. Она говорила, что когда я вырасту, то стану таким же, как он, если не намного хуже. Вспомнив эти слова, я
улыбнулся.Я проехал деревушку Риклинг и по узкому проселку выбрался на шоссе, ведущее из Певенси в Истбурн. Я не думал о том, куда еду. Мысли мои были заняты совсем иным — я думал о женщине. Я привык много думать о женщинах. То, чем я недавно занимался, вынуждало меня к этому, это было даже необходимо. Это поддерживало. Отвлекало от всего остального. Но теперь мне начинало казаться, что об этой женщине я думаю как-то не так, совсем
по-другому.Может быть, я скоро переверну новую страницу своей жизни?За Истбурном я выехал на идущую вдоль берега дорогу в Брайтон. Не знаю, почему я остановился у гостиницы на окраине Брайтона, там, где начинается Хоув, но я поступил именно так. Может быть, просто потому, что часы на приборной доске показывали уже половину седьмого, и мне захотелось пить.
Я зашел в бар. Там никого не было, кроме... Финнея! Он стоял у дальнего конца деревянной стойки и шутил с барменшей. Выглядел Финней, как всегда — пухлый, добродушный, с насмешливым огоньком в глазах.
Помню, что точно так же он выглядел и тогда, когда душил человека. У Финней всегда ангельский вид, чем бы он ни занимался.Увидев меня, он удивленно поднял брови.
— Рад тебя видеть, приятель! Не зря говорят, что мир тесен.
— Это точно! А я думал, что ты уже в Канаде.
— Ну уж нет! — усмехнулся Финней.— Что бы там ни болтали об этой стране, я ее все еще люблю. Я слышал, что ты вернулся. Они тебе заплатили?
Я кивнул. Он заказал два двойных виски с содовой.
— Как самочувствие, Ник? — спросил он.
— Не знаю. Я еще не привык. Они дали мне пятьсот фунтов и медаль. Теперь я чувствую себя, как рыба, выброшенная на берег.
— Так и должно быть,— кивнул он.— По-моему, ты счастливчик. Ты единственный, кто сумел пройти эту проклятую войну и остался таким, как прежде. Чем думаешь заняться?
— Пока не знаю. Но я, кажется, собираюсь жениться.
— Вот так штука! — присвистнул Финней.— Ты женишься?
— А почему бы и нет? По-моему, это не запрещено законом?
— Нет. Наверное, та самая брюнетка?
— Какая брюнетка?
— Ну если ты не знаешь, то и я не знаю.— Финней отхлебнул немного виски, вытащил из кармана пачку «Лаки Страйкс» и закурил, лукаво глядя на меня сквозь пламя зажигалки.
— Ты о чем это? — спросил я.— Какая еще брюнетка? Ни на какой брюнетке я не женюсь.
— Нет?—удивился Финней.— Тогда на ком же ты женишься, если не секрет?
— Ты ее не знаешь. Очень красивая девушка, к тому же —генеральская дочь.
— А она сама тоже не против?
— По-моему, нет,— улыбнулся я и заказал еще два двойных виски.
Он не ответил, только посмотрел на меня. Взгляд его был сейчас очень хитрым.
— Слушай, Финней, может, хватит этих проклятых загадок? На что ты все время намекаешь?
— Я ни на что не намекаю, но если тебе удастся окрутить генеральскую дочь, постарайся держаться подальше от братца той брюнетки. Боюсь, что ему все это может не понравиться.
Я закурил.
— Сделай милость, Финней. Расскажи об этой брюнетке.
— Пожалуйста... Ты, конечно, о ней ничего не знаешь? И о Гранте Рутнале тоже, небось, никогда не слышал?
Рутнал был офицером американской юридической службы в Нюрнберге.
— А что Рутнал? — удивился я.— Он-то тут при чем?
— Сейчас расскажу,— ухмыльнулся Финней.— Ты, похоже, и впрямь все забыл. Помнишь сестру Рутнала, Долорес?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62