Ну, не смущайся, расскажи, что видел!– Ничего не видел, – повторил парень.– Так. – Дука встал и обошел вокруг стола. Маскаранти сглотнул ком в горле. Вот сейчас Дука придушит этого щенка, а он, Маскаранти, не сможет ему помешать, потому что доктору Дуке Ламберти никто не в силах помешать, но, с другой стороны, если доктор Дука Ламберти хоть пальцем тронет кого-нибудь из этих ребят, то его величество Карруа вышвырнет доктора Ламберти вон из полиции.Но Дука не тронул парня, только подошел к нему, взял со стола пустую бутылку, вылил себе на ладонь оставшиеся капли и поднес ладонь к его носу.– Тогда понюхай вот это, потому что в комнате, наверное, запах уже не чувствуется, и скажи, пил ты в тот вечер анисовый ликер или нет.Он провел ладонью по носу и губам парня; тот закашлялся и с трудом выдавил:– Я не хотел пить... меня заставили... Они засунули мне бутылку в рот и сказали: пей!– А кто тебя заставил?– Не знаю. Все. Их же много было.Двойная ложь, подумал Дука. Врет, что его заставили пить, но даже будь это и правдой, не мог он не запомнить, кто из приятелей заставлял его. Какие же они все-таки тупицы!– И ты ничего не видел из того, что твои приятели делали с вашей учительницей?– Нет... почти ничего, – пробормотал парень, давясь кашлем (анисовый ликер попал ему в дыхательное горло).– Что значит «почти»? Что-то ты все же видел?На этот раз естественного кашля у него уже не получилось.– Да, синьор, я видел, как ее раздели, но мне стало страшно, и больше я не смотрел.– Обычно в твоем возрасте не отводят глаз от голой женщины.– Мне стало страшно, они засунули ей платок в рот, чтоб не кричала, и я не хотел на это смотреть.– Но если ты видел, как ей засунули платок, значит, должен был запомнить, кто это делал.– Я... – «Мальчик» Этторе Доменичи покраснел, весь покрылся испариной (иногда от страха бросает в жар) и наконец решился: – Да, я видел.– Кто же?– Не знаю, я боюсь ошибиться, но, по-моему, это Фьорелло.– Ты хочешь сказать, Фьорелло Грасси? Вот этот? – Дука достал из папки предварительных допросов протокол допроса Фьорелло Грасси с фотографией.– Да, синьор, он.Минуты две Дука Ламберти молчал. Все присутствующие тоже молчали, хотя они и до этого не проронили ни звука. А он изо всех сил старался не поднимать глаз на парня, иначе ему бы не удалось погасить клокочущую внутри ярость.– И кто принес в класс бутылку анисового ликера, ты, разумеется, не знаешь? – спросил он наконец.– Нет, не знаю.Еще одна пауза, покороче. Дука вытащил из ящика лист бумаги, ручку, положил их перед подследственным и сказал:– Ладно, допрос окончен. Начинается письменный экзамен.Парень посмотрел на него удивленно и даже попытался улыбнуться.– На этом листке ты мне нарисуешь то, что я скажу. – И сказал, что нарисовать, в самых неприкрытых выражениях.Этторе Доменичи снова покраснел, но не от стыда, а от страха, который внушал ему голос Дуки.– Только не уверяй меня, что никогда этого не рисовал, – предупредил Дука его возражения.Парень дрожащей рукой выполнил приказание.– Так, а теперь то же самое, только женского рода, – велел Дука. – Понял, или тебе сказать, как это называется?Этторе Доменичи изобразил женские бедра и требуемый объект.– Молодец. Теперь я буду диктовать тебе фразы и отдельные слова, а ты знай себе пиши.Он продиктовал первое слово, и не то чтобы Маскаранти, стенографист и двое полицейских вовсе не слышали подобных слов, но что-то в них содрогнулось от холодного, отчетливого тона, каким это слово было произнесено.– Писать? – недоверчиво откликнулся парень.– Когда говорят пиши – значит, пиши. – Дука стукнул кулаком по столу.– Да, синьор. – Парень нацарапал слово.– А теперь другое... – Дука выдал следующий термин.Парень кивнул и написал.– Хорошо, перейдем к предложениям. – Он наблюдал, как семнадцатилетний молокосос старательно выводит буквы. – Еще одно и под конец вот эти два слова.Лист был уже весь исписан похабными рисунками и словами.– Уведите его, – кивнул Дука на парня.Этторе Доменичи удалился. Дука протянул листок Маскаранти.– Отдашь графологам. Эти слова и рисунки были на школьной доске. Экспертиза установит, кто из них нарисовал и написал их.– Слушаюсь, доктор. Кого следующего? Фьорелло Грасси?– Нет. Любого, только не Фьорелло Грасси.– Слушаюсь, доктор. – Потом подобострастно спросил: – Может, я чуть приоткрою окно, а то этот запах?..– Потерпишь! Окно откроем, когда закончим допрос.Было почти четыре утра. 4 К шести он допросил еще четверых: шестнадцатилетнего сифилитика Сильвано Марчелли, у которого отец сидел в тюрьме, а мать умерла; потом некоего Паолино Бовато, сына алкоголика и сводни, отбывавшей срок. Допросил семнадцатилетнего сына честных славян Этторе Еллусича, у которого был только один порок – азартные игры, и он давно бы уже сидел в колонии, если б не вмешательство инспекторши по делам несовершеннолетних. И последним – четырнадцатилетнего Каролино Марасси, выходца из честнейшей семьи, но сироту, начавшего приворовывать, за что и схлопотал год исправительной колонии.Никто из них в тот вечер в школе ничего не делал и ничего не видел. Всех их заставили выпить анисового ликера и присутствовать при убийстве. Насильно заставили. Они хотели убежать из класса, но дружки-преступники не пустили. Ни один, естественно, не знал, кто принес в класс бутылку анисового ликера. Всех Дука заставил исчеркать лист рисунками и непотребными словами. Все они, вдыхая пары ликера, чувствовали дурноту, а один под конец даже сблевал. Маскаранти распорядился, чтобы пол вымыли, но запах в кабинете теперь стоял поистине тошнотворный.– Проветрим, а? – не выдержал стенографист.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55