.. Но так или иначе нужен антибиотик.– Я не могу приехать, Лоренца. – Он нервно кашлянул и еще раз взглянул на фотографию, подшитую в начале папки: учительница Матильда Крешензаги, какой ее нашли после происшествия. Фотографии в отличие от реальности чересчур отчетливы; реальность подвижна, изменчива, фотография же представляет тебе голые факты во всей их вещественности. Сколько он студентом всего насмотрелся в моргах и анатомичках, но этой фотографии лучше бы ему не видеть. – Я не могу приехать, Лоренца, прости, – сказал он, откашлявшись. – Пусть Ливия сбегает в аптеку за ледермицином, это антибиотик в каплях. Дайте девочке двадцать капель, а я пока поищу педиатра.– Какой антибиотик?– Ле-дер-ми-цин, – произнес по слогам Дука.– Ледермицин, – повторила Лоренца.– Скоро пришлю тебе врача, сам я не очень разбираюсь в детских болезнях, но ты успокойся, наверняка ничего страшного.– Дука, с тобой Ливия хочет поговорить.– Дука, – тут же услышал он голос Ливии, – девочке очень плохо, ты должен приехать. – Голос уже не встревоженный, а резкий, властный: Ливия Гусаро не признает полутонов – она или подчиняется, или командует.– Не могу, Ливия, – сухо произнес он, пытаясь устоять перед этим властным тоном. Работу надо закончить до десяти утра, до того, как приедет следователь из прокуратуры. – В течение часа я обязательно разыщу и пошлю к вам педиатра, который понимает гораздо больше меня.– Не увиливай, Дука! – Голос зазвучал еще резче и неумолимей. – Дело не только в медицинской помощи, речь идет о твоей племяннице, у которой температура за сорок, и о твоей сестре, которая вот-вот сломается, а ты сидишь там у себя в кабинете и копаешься в очередной грязи, вместо того чтобы приехать и оказать хотя бы моральную поддержку.Вечно она со своими канцеляризмами! Впрочем, она права, эта Ливия. Он именно копается в очередной грязи. Права в том, что он мог бы поддержать сестру, хотя бы морально. Эта зануда с ее неокантианскими теориями всегда права и зрит в самый корень. Тем не менее он бесстрастно повторил:– Через час будет врач. – И повесил трубку.На секунду позволил себе расслабиться, потом снова набрал номер. После множества гудков ему ответил сердитый женский голос.– Простите, синьора, что беспокою так поздно, это Ламберти, мне необходимо поговорить с вашим мужем.– Мой муж спит, – крайне нелюбезно отозвалась супруга светила педиатрии.– Извините, синьора, но дело не терпит...– Обождите! – буркнула она.Ждать пришлось довольно долго, потом в трубке послышался зевок его давнишнего приятеля Джанлуиджи.– Привет, Дука.– Прости, Джиджи, у моей племянницы температура за сорок, а я сижу в квестуре и не могу отлучиться, я велел дать ей ледермицин и поставить пару свечек «униплюс», но жар не снижается. Не в службу, а в дружбу, поезжай, посмотри ее.Еще один сладкий зевок.– Ох, первый раз в жизни лег спать в десять часов!– Извини, Джиджи, честное слово, я бы просто так не обратился.Он закончил читать пятое дело и принялся за шестое, когда вошел Маскаранти с двумя бутылками под мышкой и пачками сигарет и спичек в руке.– Куда положить? – спросил он.– Вот сюда, на пол. А теперь иди спать, я тебя вызову, когда понадобишься.– Хорошо, доктор.Он перешел к седьмому делу, потом к восьмому, к девятому; в каждом имелись фотографии в профиль и анфас; их сфотографировали как настоящих преступников, и эти лица действительно симпатий не вызывали. Прежде чем открыть десятое дело, он распахнул окно, глотнул тумана, клубившегося на улице Фатебе-нефрателли, и, оставив окно открытым, вернулся к столу; все так же внимательно делая пометки, изучил десятое и одиннадцатое дело, – на этом первая часть работы была завершена. Тогда он начал просматривать свои записи, пытаясь спрятать голову в воротник пиджака, потому что кабинет выстудился почти мгновенно. Чтобы войти в школу вечером, ученики звонили в звонок (днем дверь не запиралась); сторожиха впускала их, поэтому всегда знала, кто пришел на занятия, а кто нет; в своих показаниях она засвидетельствовала, что в вечер убийства на занятиях присутствовало одиннадцать человек. На листке Дука выписал все имена и фамилии в возрастном порядке и против каждой кратко суммировал факты биографии:"Карлетто Аттозо, 13 лет. Чахотка. Отец алкоголик.Каролино Марасси, 14лет. Сирота. Мелкий воришка.Бенито Росси, 14 лет. Неуправляем. Родители честные.Сильвано Марчелли, 16 лет. Наследственный сифилис. Отец в тюрьме. Мать умерла.Фьорелло Грасси, 16 лет. Никаких прецедентов. Родители честные.Этторе Доменичи, 17 лет. Два года исправительной колонии. Мать проститутка. Воспитывается у тетки.Микеле Кастелло, 17 лет. Из порядочной семьи; два года исправительной колонии; два года туберкулезного санатория.Этторе Еллусич, 17 лет. Картежник. Родители честные.Паолино Бовато, 17 лет. Отец алкоголик. Мать в тюрьме за сводничество.Федерико Делль'Анджелетто, 18 лет. Неуправляем; склонен к алкоголизму, родители честные.Веро Верини, 20 лет. Три года исправительной колонии. Сексуальный маньяк. Отец в тюрьме".Таковы основные действующие лица того жуткого спектакля. Сторожиха в письменной форме подтвердила, что видела их в тот вечер в школе; явились около семи часов. На предварительном допросе обнаружилось, что у этих малолетних преступников имеется линия защиты – простая и наивная: дескать, ничего плохого не делал, это приятели истязали учительницу, а я – нет. Так утверждал каждый. Эксперты сняли все отпечатки, и не сегодня-завтра порядок преступных действий будет установлен. Но до утра, до прихода следователя, Дука хотел поглядеть им всем в глаза.Он содрогнулся и вспомнил про окно;
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55