Одни отходили, другие подходили, глазели, слушали, толковали, и, таким образом, создавалась текучая толпа – необходимый атрибут всякого происшествия, нечувствительный к холоду, влажности и скудному освещению площади.Дука вышел из машины, взвинченный, как всегда, когда садился за руль, посмотрел на шушукающихся зевак, на место, где приземлился шестнадцатилетний самоубийца, и в крайнем раздражении, бок о бок с Карруа, вошел в здание.Директор, на редкость приятный человек, с умным и волевым взглядом, поведал Карруа и Дуке, что ребят вели на ужин, как вдруг один из надзирателей заметил, что Фьорелло Грасси вышел из строя и, вместо того чтобы идти в столовую, быстро удаляется по коридору. Надзиратель его окликнул, но тот бросился бегом к лестнице черного хода и поднялся наверх, тогда как надзиратель, потеряв его из вида, сперва спустился вниз. Он вскоре понял свою ошибку, однако Фьорелло Грасси тем временем успел перелезть через решетку ограждения и стать на козырек крыши. Когда охранник появился в чердачном окне, Фьорелло крикнул: «Не подходи, а то спрыгну!»– И что охранник? – спросил Дука.– Попытался его уговорить, но парень, видно, не слушал: секунд двадцать раскачивался на краю, потом кинулся вниз головой.Скорее всего, действительно самоубийство. Вряд ли в этой ситуации кто-нибудь из одноклассников мог столкнуть его с крыши. Да, сам себя порешил. Но почему? Он догадывался, но кто подтвердит его догадки?– Могу я поговорить с учениками вечерней школы? – спросил Дука у директора.– Ну, если в этом есть крайняя необходимость... Вообще-то нежелательно. Разумеется, все здесь знают о том, что произошло, и очень возбуждены, мы отправили их спать и уже погасили свет. Если их сейчас поднять, боюсь, чересчур перевозбудятся.Прежде чем Карруа успел вставить слово, Дука заявил:– Я понимаю, но мне действительно необходимо их увидеть. Директор устало кивнул. Прошло минут десять – и в холле рядом с директорским кабинетом выстроилась цепочка из восьми человек, в возрастном порядке.Карруа вполголоса предупредил Дуку:– Только спокойно.Как командир иностранного легиона обходит смотром шайку своих головорезов, так и Дука прошел перед этим строем – медленно, заглядывая каждому в глаза в тусклом и безрадостном свете большого зала. Дойдя до конца строя, он двинулся в противоположную сторону. Он всех знал по имени, по возрасту, вообще знал всю их подноготную. В принципе не так уж они и непроницаемы, эти парни: одни родились преступниками, другие стали ими, третьи, возможно, находятся на полпути.– Как тебя зовут? – Он остановился перед младшим из них и задал первый вопрос, хотя отлично помнил его имя.– Карлетто Аттозо.Это был наглый тринадцатилетний туберкулезник, единственный, у кого во взгляде не было и тени страха: он смотрел прямо в глаза не только троим надзирателям, что привели его сюда, не только директору, чье выражение лица нельзя было назвать добродушным, но и ему, Дуке; он смотрел ему в глаза прямо и насмешливо, хотя выглядел еще бледнее и тщедушнее в этом тусклом свете, бросавшем унылый отблеск на длинную отполированную крышку рояля, который стоял посреди холла.– Сколько тебе лет?– Четырнадцать.– Нет, тринадцать, – поправил Дука, сознавая, что подросток издевается над ним, нарочно дает неточные ответы.– Ах да, тринадцать, – с ухмылкой согласился малолетний преступник.– Ты знаешь, что случилось с Фьорелло Грасси? – спросил Дука с твердым намерением не попасться в ловушку, расставленную парнем специально, чтобы его взбесить.– Да.– Что с ним случилось?– С крыши прыгнул.– А почему – знаешь? – Дука обвел взглядом остальных: у всех в глазах застыла тревога, кроме этого маленького уголовника.– Не, не знаю.Дука сделал шаг вперед и резко остановился перед коренастым парнем с томными, точно пьяными глазами, однако в их мути все равно проглядывали страдание и страх.– Как тебя зовут? – поинтересовался он, также прекрасно помня его имя.– Бовато Паоло.– Лет сколько?– Скоро восемнадцать.– А ты знаешь, почему твой приятель Фьорелло бросился с крыши?Голос Дуки, низкий и холодный в этом большом холодном зале, который выглядел пустым несмотря на присутствие ребят, усталых и задерганных надзирателей, директора и двоих полицейских, звучал так механически, безлично, что, казалось, срывался с магнитофонной пленки, и это явно производило на парня впечатление.– Не знаю.Врет, все он знает, как и его дружки, но все они чем-то или кем-то запутаны и потому врут. Такая полная круговая порука может держаться только на страхе. Дука прошел в конец цепочки и остановился еще перед одним парнем. Тот провел рукой по заросшим не то чтобы бородой, а коричневатым пушком щекам, и тут же отвел взгляд.– Тебя как зовут? – Вопрос был чисто формальный: Дука и этого парня очень хорошо помнил.– Еллусич Этторе.– Фьорелло был твоим другом?– Мы вместе учились в школе.– А вне школы ты с ним виделся?– Нет... – Глаза опущены вниз, шея набок, руки ощупывают и будто поглаживают детский пушок на щеках.– Нет или да?У парня были красивые славянские глаза.– Ну, бывало, случайно.– А где вы виделись? – Поскольку этот дурак молчал, думая, что ему удастся избежать ответов на вопросы, Дука решил ему помочь: – Может, в табачной лавке на улице Генерала Фары, вместе с еще одним вашим одноклассником по имени Федерико Делль'Анджелетто, у него, если не ошибаюсь, есть подружка, Луизелла, которая вяжет на машине и живет как раз в том доме, где табачная лавка? А?Дука сильно сдавил его плечо: парень скривился и умоляюще поднял на него свои прекрасные славянские глаза.– Да.– Значит, ты ходил туда, и Фьорелло вместе с тобой?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55