.. Старик мой, знамо дело, со мной пошел: горшок тяжелый, одна я не управлюсь... Подняли мы, значит, горшок-то вдвоем внесли, поставили на место под лестницей, – глядь, а в классе-то темно, окошко над дверью совсем темное.– Свет не горел? – переспросил Дука. (Вдруг неизвестно почему в этой комнате ужасов перед ним всплыло личико Сары: племянница подросла, стала умненькая; завидев его, она всегда спрашивала: «Дядя Дука, а что ты мне принес?» Надо и впрямь принести что-нибудь малышке.)– То-то и оно, что не горел. Старик мне говорит: «Чего они там – учутся или что?» А я ему: «Не нравится мне все это, пошли поглядим». Вошли и увидали... – Старушка сглотнула слюну и уставилась в пол – лишь бы не смотреть на доску.– Хорошо, спасибо вам. – Дука отпустил сторожиху, покосился на Маскаранти, тоже стараясь не смотреть на доску и на эти большие и малые круги, которыми расчерчены были весь пол и стены. – Поехали домой! – Он имел в виду квестуру. 3 Они приехали. Он отправил Маскаранти перекусить, а сам сразу прошел в свой так называемый кабинет и на так называемом письменном столе (вообще-то это был простой грубо сколоченный стол) обнаружил записку: "Два раза звонила твоя сестра. Сразу же перезвони ей. Карруа". Он набрал номер.– В чем дело? – спросил, услышав в трубке голос сестры.– У Сары температура под сорок, она вся горит, – сказала Лоренца.– Посмотри ей горло, что там – белые пробки или пленки.– Я уже смотрела – ничего нет, а температура высокая. Приезжай, Дука, я так боюсь!Он посмотрел на серую папку, что лежала перед ним на столе: в ней копии показаний одиннадцати учеников вечерней школы Андреа и Марии Фустаньи, класс А, и ему надо все их просмотреть.– Не бойся, я пошлю к тебе Ливию. Она купит свечки, поставите их девочке, а я приду, как только разберусь с делами. Пока положи ей на лоб холодный компресс.– Ну неужели ты не можешь вырваться? – В голосе ее слышались слезы.– Я постараюсь освободиться побыстрее, но ты не волнуйся, это обычный грипп.Потом он позвонил Ливии.Она всегда брала трубку сразу и откликалась своим чистым, слегка встревоженным голосом.– Дука!– Слушай, Ливия, у Сары сильный жар. А я сейчас очень занят.– Ты где? В квестуре?– Да. Прошу тебя, поезжай к Лоренце, а по пути зайди в аптеку, возьми свечи «униплюс», и сразу поставьте одну. Если через час температура не спадет, введите вторую... А еще купи детский люминал, и дайте ей одну таблетку. И пусть все время сосет пустышку, а вы смачивайте ее в неподслащенной воде. Я приду, как только освобожусь, в случае чего сразу мне звоните.Чистый, слегка встревоженный голос сказал ему прямо в ухо:– Ладно, я мигом.– Спасибо, родная.– Там ведь ничего страшного, правда? – спросила она.– Думаю, нет, но ты все-таки поторопись.– Хорошо, милый.Дука положил трубку, подошел и открыл окно, занимавшее почти полстены – не то чтобы окно было большое, скорее стена маленькая. В комнату ворвался холодный – три градуса ниже нуля – воздух, за окном стоял сплошной туман, и этот ледяной воздух начал вытягивать из тесного помещения застоявшиеся запахи трухлявого дерева, пыльных бумаг, табачного дыма. Оставив окно открытым, Дука снова уселся за стол, поднял воротник пиджака и взял в руки довольно объемистую папку.Он читал медленно, методично, страницу за страницей. В папке было одиннадцать дел на учеников вечерней школы, совершивших убийство. В каждом деле имелись дата рождения, три-четыре строчки биографии, заключение психиатра и, наконец, протокол допроса, спечатанный с магнитофонной пленки. Он засек время: на изучение одного дела уходило в среднем двадцать минут, потому что он не только читал, но и выписывал на отдельном листке наиболее важные сведения.Когда он приступал к четвертому делу, отворилась дверь и вошел Маскаранти.– Доктор, здесь же холод собачий, неужели вы не чувствуете?– Чувствую. – Еще немного, и он совсем окоченеет. – Закрой.Маскаранти закрыл окно.– Могу я вам чем-нибудь помочь?– Да, ступай в кабинет Карруа, он сегодня ночует дома, садись в кресло и поспи. Когда понадобишься, я тебе позвоню. Постарайся выспаться, позже у нас будет много работы.– Хорошо, доктор, – кивнул Маскаранти и уже от двери спросил: – Сигарету?– Пока нет. Купи мне три пачки «Национале», простых, не экспортных, и два коробка спичек.– Три пач... – Маскаранти поперхнулся: Дука никогда так много не курил.– Да-да, три, – бросил он, уткнувшись в дело. Просидев больше часа с открытым окном, он уже не чувствовал ни лица, ни рук, но сделал это нарочно: холод способствует объективности. – И еще, прежде чем отправишься спать, раздобудь мне две бутылки анисового ликера.– Доктор, да где я его в такое время раздобуду? – удивился Маскаранти. (Анисовый ликер производится только на Сицилии и продается в двух-трех специализированных магазинах.)– Сицилийский анисовый ликер, – повторил Дука, не отрываясь от чтения и слегка прищурясь под слепящим светом настольной лампы. – Две бутылки. Возьмешь их в «Анджолине». – «Анджолина» – единственный сицилийский ресторан в Милане.– Слушаюсь, доктор, – без особой уверенности отозвался Маскаранти.От пятого дела его оторвал телефонный звонок.– Вас, доктор, – сказала телефонистка.– Спасибо, – пробормотал Дука и через секунду услышал в трубке голос сестры. – Как дела?– Плохо. Температура не спадает, мы уже две свечки поставили, упадет на полградуса, когда положишь холодный компресс, а потом опять... Я так боюсь, Дука, приезжай, пожа...– Погоди, не тарахти, – перебил он этот отчаянный голос. – Стул был?– Нет.Дука стиснул зубы. Он же не педиатр и вообще уже больше пяти лет не практикует, включая три года тюрьмы.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55