– Ну, что скажете? Будем с ними сражаться или нет? А если они первые в бой пойдут, как нам поступить?
– О шах, – отвечают военачальники, – хоть Катрана и выкрали, но все же это только один человек. Мы, пока живы, сражаться будем!
Катур поклонился и сказал:
– О царевич, теперь это мое дело, ради брата я все силы положу: или голову сложу, иль его освобожу!
Царевич его похвалил, других возблагодарил, но тут Шакар-писец говорит:
– О шах, надобно все хорошенько обдумать. Самое лучшее, если мы здесь за их войском понаблюдаем, вызнаем, как дело повернется, да к обороне приготовимся, чтобы, коли уж придется воевать, твердо стоять. А сами пошлем шаху письмо, расскажем' ему, что приключилось, чтобы он прислал нам помощь, и тогда нам легче будет справиться с неприятелем.
Газаль-малек сказал:
– Ну, пиши письмо, как сумеешь, по собственному разумению, только не упусти ничего.
Шакар тотчас потребовал чернильницу и перо и подготовил письмо. Сначала бога помянул, а дальше так написал: «Письмо от Газаль-малека, слуги шаха мира, к Армен-шаху, владыке всей земли, господину моему царственному отцу. Да будет известно государю, что, когда мы с войском покинули его и отправились, куда было сказано в письме Мехрана, я бросился в пасть дракона, а все ради того, чтобы заполучить дочь Фагфура. Но эта страсть чумой для меня обернулась. Не так все пошло, как я замышлял и желал, и не так, как нам обещано было. Надежды мои не сбылись, потому что Хоршид-шах выбрался на свободу и девушку, которую Фагфур уже послал ко мне, по дороге перехватил и увез. А сам укрылся в ущелье Бограи у Аргуна Сарчупана. Когда же Фагфур узнал об этом, он послал Хоршид-шаху подарки, дал ему войско, избрал его в зятья и послал с нами воевать. Хотя Мах-пари с ними нет, ее отвезли в крепость Шахак, но все равно, когда Хоршид-шах сюда прибыл, мы устроили сражение, и с обеих сторон было перебито много народу, а в конце концов ночью из нашего лагеря выкрали Катран-пахлавна. Есть среди них один человек по имени Самак, разбойник и ловкач, это он освободил Хоршид-шаха и вообще такое творит, чего никто в мире сделать не может. А Мехран-везир очень много усердия приложил и сейчас тоже о нас радеет. В подтверждение своих слов он прислал нам много добра всякого, а также свою жену и дочерей. Но как мы ни старались, толку нет – ни Мехрану, ни нам самим ничего не удается. Пребываем мы на прежнем месте, но только нет у нас настоящего полководца и как войну вести, мы не знаем. Коли хочешь со своим сыном еще свидеться, пришли поскорее войско и опытного военачальника, мудрого, умелого и осмотрительного, ибо у врагов войско несметное и воины доблестные. Один из них, как вышел, так два дня подряд всех побеждал, много народу побил. Говорят, это брат Хоршид-шаха и зовут его Фаррох-руз. Коли соизволит государь-отец, пусть передаст привет матери моей и сестре. Мир вам».
Закончил он письмо, прочел Газаль-малеку, царевич и богатыри похвалили его, он к письму печать приложил, потом крикнул гонца и вручил ему со словами:
– Быстро доставь это письмо Армен-шаху.
Дали гонцу бегового верблюда-дромадера, плотного, с рыжей шерстью, высокого, выносливого, быстроходного, китайской породы, глазастого, знающего дорогу, такого верблюда, что ест мало, а бежит быстро. А проводника того звали Саман. Сел он на верблюда и пустился в путь, полетел, словно ветер осенний.
И вот, значит, сидит Газаль-малек у себя в лагере, на бой не выходит, а Хоршид-шах говорит своим богатырям:
– Что-то они сражаться не идут. Верно, Армен-шаху письмо послали, помощи просят. Надо нам выступить и затеять бой.
Богатыри отвечают:
– О шах, давай лучше сегодня выпьем. Они по Катрану горюют, оттого и не вышли на поле брани.
Согласился Хоршид-шах, сели они вино пить, а там и день пролетел, наступила ночь, и все разошлись отдыхать, а ночной дозор караулить вышел, пока темная ночь не кончилась.
Наутро взошел Хоршид-шах на тахт, богатыри служить ему явились, а из войска Мачина никто сражаться не идет. Приказал Хоршид-шах своему войску на мейдан выступать. Тотчас раздался грохот военных барабанов, знатные и простые воины в броню железную облачились, на лошадей сели и выехали на поле битвы.
Газаль-малека тут же известили. Тот велел одному человеку:
– Ступай скажи им, что мы не совсем здоровы, пока о битве не помышляем.
Тот человек пошел, против передового отряда войска стал и закричал:
– Газаль-малек изволит говорить, что занедужил, день-другой не сможет сражаться, надо подождать, пока выздоровеет.
Когда он это прокричал, войско вернулось на стоянку.
И таким манером два дня подряд войска Хорщид-шаха на мейдан выходили, на бой вызывали, а им отвечали, что царе-вич-де болен, и тем отделывались. А тем временем Саман добрался до города Мачин.
Сообщили шаху, что, дескать, привезли письмо от царевича, Армен-шах обрадовался и приказал привести посланца Самана к своему трону. Когда тот вошел, Армен-шах прежде всего спросил, как поживает сын. Саман сказал:
– О шах, он жив и здоров.
Потом он вынул письмо, поцеловал его и положил перед Армен-шахом.
Взял Армен-шах письмо, передал Шахран-везиру. Тот распечатал, прочел и рассказал Армен-шаху, о чем там говорится: о том, как два дня битва была и как Фаррох-руз отвагу явил, все рассказал, и расположение духа у шаха изменилось, заплакал он. А в то время многие о делах Самака поминали – еще Мехран-везир в своем письме к Газаль-малеку его назвал, говоря, что все дело им Самак испортил, и Газаль-малек в письме к отцу тоже описал то, что слыхал и что сам видал.
Армен-шах спросил:
– Что за человек этот Самак, как ему удается такие дела вершить?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106