— Так у меня они, — горестно вздохнула я. — Ой, как не вовремя-то ты Олега пришила, Наташенька! Не могла потерпеть, что ли?
— Я пришила? — возмутилась она. — Да никого я не пришивала, совсем рехнулись, что ли?
— Да я-то верю, — уныло сказала я. — Слушай, а нож где? Выкинула?
— Да ничего я не выкидывала! — застонала она. — Мне уж этим ножом все мозги прокомпостировали. Ну скажи, как я могла тот нож выкинуть, если у меня окна на зиму заклеены, а?
— А форточки? — осторожно спросила я.
— И форточки заклеены! — отрубила она. — Батареи и так еле — еле греют!
— Наталья, — подал голос Шварев, — может быть, вы расскажете события того вечера?
— Точно! — опомнилась я.
— Не помню я, — потупилась Мульти.
— Как так не помнишь? — не поняла я. — Детей-то мне привезти ты не забыла!
И я с укором посмотрела на нее.
— Про то как детей привезла — помню, — согласилась она. — Как и договаривались, я тихо-онечко завела их в спальню, наказала Насте сидеть тихо и тебе не мешать. А дальше — просто какой-то провал. После твоего дома словно тут же очутилась у себя, посреди толпы ментов.
— Мультик, ты чего пила? — подозрительно спросила я.
— А чего сразу «пила»? Ничего я не пила!
— Кололась? Нюхала? — деловито осведомился Шварев.
— Да ну вас! — Мультик обиделась до глубины души. — Говорю ж — какой-то странный провал! Вы меня из тюрьмы собираетесь вытаскивать или как?
— Ну а как же я тебя вытащу — то? — жалобно сказала я. — Мне и самой интерес есть тебя вытащить — потому что Катенька-то конечно солнышко, но вот Настя меня скоро в могилу сведет!
— Матери отдай, — так же мрачно ответила она.
— В больнице твоя мать, — потупив глаза сказала я. — С сердцем у нее плохо. Но ты не бойся, не смертельно.
— Ну конечно! — философски сказала Наташка. — Стоило мне сесть в тюрьму — и все пошло кувырком. Что ж, тогда воспитывай детей, Машка. Ленке только их не отдавай.
— Так и Ленки нет, они с Русланом в тьмутаракань уехали!
— Ну что я могу сказать тебе, — пожала она плечами. — Или вытаскивай меня, или дети на тебе. Надеюсь, ты их в детдом не сдашь, как Садченка?
— Не сдам, — хмуро ответила я. — Слушай, а ты совсем — совсем ничего не помнишь?
— Совсем!
— И бомжа? Он ведь у вас на лестничной площадке спал.
— Да не помню я! — страдальчески взвыла Мульти.
— Вот так и вытаскивай тебя, — уныло сказала я.
В нашу комнату постучали, и Алекс встрепенулся.
— Все — все, девчонки, заканчивайте, время.
Мульти захлюпала носом и встала.
— Господи, как в камеру-то неохота…
— Мультичек, ты это, держись, — невнятно бормотала я ей вслед.
Что тут сказать еще — было непонятно. Я и правда сейчас вернусь домой, в чистую и уютную квартиру, а Мультик отправится на нары.
— А больше всего на свете я хочу принять ванну, — горько сказала Мульти, и дверь за ней с лязгом захлопнулась.
За воротами СИЗО мы со Шваревым остановились и я выжидающе посмотрела на него.
— Перспективы неутешительны, должна понимать, — развел он руками.
— Да вот как-то не понимается, — вредно сказала я. — Она ж русским языком сказала, что ничего не помнит.
— Не помнить можно только по пьянке или под воздействием препаратов, так? Но в протоколе нет сведений, что она была нетрезвой. Что касается препаратов-то теперь уже поздно об этом говорить. Экспертизу надо было сразу назначать.
— Не могла она голову человеку отрезать! — твердо молвила я. — Не могла!
— Но тем не менее Березнякову взяли над трупом.
— А бомж? — беспомощно сказала я.
— А что бомж? — пожал он плечами. — У него-то причины убивать Олега не было.
Я молча повернулась, не прощаясь, села в машину и поехала куда глаза глядят. Вот гады! Все им понятно, все им логично!
По пути попалась какая-то забегаловка, я припарковалась и пошла обедать. Заказала, как обычно, вегетарианскую пиццу и принялась ее задумчиво жевать. Нет, что ни говорите, а я уверена, что убил бомж. Больше некому.
И неважно, что у него не было мотива. Откуда я знаю — что мотива не было, а? Может он последние лет десять спал и видел, как бы прирезать гражданина Мотылева?
Или может быть просто увидел, что Мульти никакущая, и соответственно решил, что в ее квартире можно поживиться. Вошел — а тут такая неожиданность в виде злого дяди.
Да, теперь я ясно видела картину, как было дело. Ну как же я раньше не додумалась! Мультичек, совершенно пьяная, поднимается по лестнице — дзынь-тык, дзинь-тык! — и около нее не слышно мужских шагов. А на пятом этаже ее, где в это время совершенно точно находился дядя Миша, откуда-то взялся мужской голос. Все сходится, все показания свидетелей сплелись воедино. Теперь понятно, отчего не нашли не орудия убийства, ни самого бомжа. И почему его с тех пор никто не видел. Отсиживается где-то, гад! А Мультичек на нарах парится!
«Долго же ты думала», — ехидно сказал внутренний голос.
«Отстань», — раздосадованно буркнула она.
А ведь это и правда лежало на поверхности и было очевидно. Эх, ну где ж я была, когда Господь ум раздавал? А то ни красоты, ни интеллекта…
«Ааабыдна, да?», — с грузинским акцентом осведомился голос.
«Пшел к черту», — раздельно сказала я.
Дожёвывая пиццу, я усердно размышляла, как бы исхитриться и похоронить вместе с Марьей и внутренний голос.
«Щаз», — буркнул голос, подслушав.
Я вытерла руки салфеткой, встала и поехала на Беляева. Бомжа следовало найти по любому.
Юля, открывшая мне дверь, держала на руках орущего младенца в ползунках и мне совершенно не обрадовалась.
— Юленька, я не отниму времени, — заверила я ее. — Я просто хочу сказать, что мне ваш подъездный бомж нужен позарез, как увидите его, позвоните, мне пожалуйста!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81