Я подошла, присмотрелась — сущий карасик, вот только зубы у карасика — будь здоров, как у доброй собачки.
«Пиранья наверно», — мудро сказал внутренний голос.
Ага, а без него мы конечно б и не догадались.
Еще дальше на стенде размещалась коллекция спичечных коробков из разных стран — и каких тут только не было!
Я снова вернулась к полке с книгами и вытащила наугад книжку. Мда… Мой детский кошмар — Честертон. Я в шестнадцать лет чуть в психушку не угодила — мать его меня заставляла читать. И ладно бы на русском, хотя это и на русском сложно. На английском!!! Я, которая славилась тем, что любую книжку глотала в считанные часы, Честертона читала почти месяц.
Раскрыв книгу наугад, я прочла следующую дивную по построению и языку сентенцию:
« He had heard of (and written about, nay, falsely pretended to know) Sir Claude Champion, as „one of the brightest and wealthiest of England's Upper Ten“; as the great sportsman who raced yachts round the world; as the great traveller who wrote books about the Himalayas, as the politician who swept constituencies with a startling sort of Tory Democracy, and as the great dabbler in art, music, literature, and, above all, acting».
Да если бы я писала школьные сочинения в духе этого классика, то не уверена, что учителя бы меня поняли и поставили выше тройки.
Я ткнула книжку обратно, что-то сбрякнуло, с металлическим стуком падая на пол, и из-за двери послышались шаги:
— Магдалина!
Я махом сунула предательскую железку в сумку на плече и два прыжка очутилась около Кайгородова.
Когда Галка вломилась, я ей еще и выговорила:
— Еще раз так сделаешь — и мое дело погубишь, и на себя порчу возьмешь, поняла? Нельзя вламываться в комнату, где ведьма работает!
— А чего я такого сделала? — обиделась она.
— Да ничего, твое счастье что я закончила, — важно ответила я, махая рукой в перчатке над неподвижной макушкой Кайгородова. Не рассказывать же мне ей что завтра действие заклинания и так закончится, а раньше его снять — никак. Да и надо ли?
— И что с ним было?
— Да уже ничего, — отмахнулась я, — завтра он очнется и будет как новенький.
— Точно? — испытующе посмотрела она на меня.
— Ты сомневаешься в моих словах, Галина? — холодно спросила я, приподняв бровь.
Она промолчала.
Я же подвинула к себе клавиатуру, открыла ворд и напечатала большими буквами:
Кайгородов, как очнешься — позвони.
Ведьма.
— Я все, — подняла я глаза на Галку. — Поехали по домам!
У подъезда Галина слегка помялась:
— Послушай, он теперь всегда таким будет?
— Всегда, — кивнула я.
Она помолчала, и я зачем-то остановилась на своем пути к машине и разделила ее молчание.
— А ты лечить это можешь? — в конце концов выдавила она из себя, старательно отворачивая от меня лицо с полными слез глазами.
— Честно? — спросила я.
— Честно, — глухо ответила она.
— Себя я может и вылечу, — задумчиво сказала я. — Или умру, или вылечусь, завтра это узнаем. Но этот путь только практикующим ведьмам доступен, поверь, брату твоему моим путем просто не пройти.
— А что брату поможет? — уже не таясь плача, спросила она.
Слезы ее переливались в свете уличного фонаря, вспыхивали искорками, словно грани бриллиантов.
— Кол ему в сердце поможет, — вздохнула я.
Всю дорогу домой меня преследовала видение — Галина, тихо плачущая около подъездной двери. Что я могла ей сказать? Ей, у которой любимый братик превратился в убийцу, и который завтра встанет и первым делом найдет себе жертву, чтобы досыта напиться крови…
А перед самым домом я завернула в «Детский Мир» и купила большую куклу — невесту.
Остаток вечера я провела в одиночестве. Детей я отправила к Сереге, взяв с него клятву: если что — за ними присмотреть ради меня.
Тот недоуменно посмотрел на меня, но поклялся. А я принялась кипятить золу, чертить кресты на стенах холла, в котором я собиралась колдовать, сняла все зеркала и картины. Долго, очень долго я сидела на диване в гостиной, рассматривала Димочкины фотографии и плакала.
Потом я села на стул, поставила перед собой куклу в пышных свадебных одеждах и закрыла глаза. Прислушалась к себе.
«Эй, внутренний голос, ау!» — ласково позвала я. Мерзавец не отозвался. Жаль. А я было понадеялась…
Вздохнув, я выпустила свою Силу. Она легкой дымкой окутала меня, направляемая моей мыслью и принялась работать по принципу компьютерного антивируса. Я послала ее сканировать мою душу и тело, собирать все кусочки темного, неживого, зараженного, что притаились во мне. Я словно падала в какую-то глубину, темную и бесконечную, А сила собирала ее и выкачивала. Потом послышалась знакомая мелодия. Сила поместила на карантин и ее. Хо — хо, а что это тут у нас? Никак гастритик намечается? На карантин!
Бесконечное кружение темноты начало светлеть. Сначала поблекли звезды, потом понизу, над горизонтом, разостлалась алая полоска рассвета.
— Здравствуй, девица — краса, утренняя заря, — шепнула я и наощупь, резко, положила руки на голову куклы передо мной, скидывая всю Темноту. Куклу на миг окутал кокон Силы, вкачивая в нее все файлы с карантина, и я в этот момент резко сорвала четки со своего запястья, одела ей на шею и быстро сказала:
— Нарекаю тебя рабой Божией Марьей, чью вещь ты носишь на шее.
Глаза куклы внимательно посмотрели на меня. Все правильно. Теперь ты не кусок пластмассы — теперь ты существо одушевленное, я тебе часть своей души отдала, и изрядную часть…
Я взяла ее за руку и мы пошли вниз, в прихожую. Марию я поставила перед очерченным мелом кругом и велела:
— Стой тут, хорошо?
Пластмассовые веки согласно качнулись. Я положила перед ней на блюдечко два обручальных кольца, сама стала в круг и поставила рядом стакан со святой водой. Если что-то пойдет не так — надо вылить ее на покойника. Потом с тяжелым сердцем принялась зажигать сорок свечей, расставленных по кругу.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81