Девочка, которая недавно переехала в дом, расположенный неподалеку от нашего. Ее отец был простым торговцем, сколотившим себе состояние, и потому лишь немногие родители в нашем квартале позволяли своим детям играть с ней. Но ни мой отец, ни дядя никогда не были снобами, а что до меня, то подруга всегда остается подругой.
Однажды она пригласила меня на чай. У нее был прекрасный чайный сервиз из английского фарфора – крохотные чашечки, блюдца и даже миниатюрный чайник для заварки, сделанные специально для нее.
Полные губы Элис приоткрылись в мечтательной улыбке, и Лукас невольно попытался представить ее себе такой, какой она была в детстве. Робкая и застенчивая, но смышленая, даже слишком смышленая по сравнению с другими детьми, с холодным бесстрастным умом, совершенно несвойственным детям ее возраста.
– Мы обе сидели за невысоким столиком и беседовали, притворяясь взрослыми. По крайней мере, на это меня хватало. Она потчевала меня разными рассказами о своих родителях и родственниках. – Тут Элис рассмеялась своим чудесным, беззаботным смехом. – У нее нашлось для меня немало пикантных историй о ее братьях, тайком выбирающихся по ночам из дома, и сестрах, срывающих у своих кавалеров поцелуи под раскидистыми ветвями комнатных пальм.
– Так вот откуда вы почерпнули эту идею поцелуев под пальмами?
На губах Элис сверкнула озорная улыбка, затем она продолжала:
– Когда наступила моя очередь, мне хотелось, чтобы мои истории были не менее захватывающими. А поскольку мне нечего было рассказать ей о своем брате, я решила поделиться с ней тем единственным, что знала. Подробностями очередного преступления, которое мой отец вместе с дядей распутывали в течение последних нескольких недель.
Она поморщилась, и Лукас понял, что ее счастливые воспоминания на этом закончились.
– Я рассказала ей все, что помнила, вплоть до мелочей. – Элис усмехнулась. – Сначала, увидев ее широко раскрытые глаза, я подумала, что моя подруга была совершенно очарована услышанным от меня. И лишь на следующий день, когда ее отец неожиданно ворвался в кабинет к моему, я поняла, что девочка была в шоке. – Она покачала головой. – Но я и вправду понятия не имела о том, что мои ровесницы могут прийти от подобных историй в ужас.
– И как поступил тогда ваш отец?
В ответ она снова усмехнулась и покачала головой. Как это ни глупо, ему хотелось, чтобы улыбка оставалась на ее лице.
– Он заставил меня посещать разные занятия, чтобы научить всевозможным дамским премудростям – пению и танцам, шитью и правилам хорошего тона. – Тут она взглянула на него, шаловливо приподняв брови: – Известно ли вам о том, что ваш адвокат умеет играть на фортепиано?
– Нет. Но зато я знаю, что вы превосходно танцуете.
– Я с детства обожала танцы, – отвечала она со смехом, который почти тут же замер на ее губах, сменившись сдержанной улыбкой. – Но какое бы удовольствие я ни получала от этих уроков, они стоили денег. Денег, которых у двух государственных служащих всегда не хватало. И очень скоро я снова оказалась за столом рядом с отцом, слушая его лекции по праву.
– Мне очень жаль, – произнес Лукас со всей искренностью.
Элис приподняла голову и пожала плечами.
– Тут не о чем жалеть. По правде говоря, мне всегда нравились наши разговоры с отцом и нравятся до сих пор. Мне интересно с ним спорить, обсуждая возможную стратегию ведения процесса. Как бы я ни любила танцы, эти разговоры я любила еще больше.
– Иными словами, пока остальные девочки вашего возраста разучивали гаммы и срисовывали узоры для вышивания, вы занимались с ним правом.
– Да, пожалуй, так.
– А что сталось с вашей матерью?
Улыбка совершенно исчезла с ее лица.
– Этого я не знаю. Она умерла, когда я была еще маленькой. Я ее совсем не помню, однако дядя говорил, что она была очень красива.
– Теперь я понимаю, от кого вы унаследовали вашу внешность.
На какой-то миг его слова лишили ее дара речи, но затем она с трудом выговорила:
– Все эти любезности, мистер Хоторн, могут подействовать на других женщин из числа ваших знакомых, но не на меня. Больше вам не удастся ходить вокруг да около, сбивая меня с толку. Объясните мне, что значит для вас этот перстень?
Смех тотчас замер на его губах, и несмотря на то, что Лукас поклялся себе не идти на поводу у собственных чувств и не раскрывать прежде времени своих карт, он чувствовал, что должен предложить ей что-то взамен. Или, быть может, вес дело было в том, что он застал эту женщину в своих личных апартаментах держащей в руках его детскую фотографию?
– Это подарок, который напоминает мне о том единственном случае в моей жизни, когда я был с кем-то по-настоящему близок.
– Мне трудно себе представить, чтобы вы не умели ладить с окружающими.
– А разве я умею делать это сейчас?
Судя по ее виду, она и не собиралась ему отвечать.
– Вы и сами знаете, что нет, и вам лучше понять это раньше, чем вы переступите порог зала суда.
– Я бы сказала, что вы намеренно отделяете себя от остальных.
– Без сомнения, вы правы. Но есть много людей, которым известно все обо мне и о моем бурном прошлом. Я начал курить в десять лет.
Элис предпочла отмахнуться от его замечания:
– Я уверена, что многие мальчики тайком таскают из отцовского портсигара сигареты. Ни одно жюри присяжных не осудит вас за одно это.
Лукас отвернулся к окну, глядя на прохожих, торопливо сновавших по улице внизу.
– Я впервые попробовал спиртное всего год спустя. Затем он обернулся и увидел, как она приподняла голову.
– Что ж, – начала Элис, – дети есть дети, а детям всегда присуще любопытство.
Лукас не знал, пытался ли он напомнить ей или самому себе о той пропасти, которая их разделяла.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112