И, не дождавшись, неторопливо, смакуя каждое прикосновение, приподнял ее подбородок и впился в ее полуоткрытый рот жадными губами.Равенна закрыла глаза, отдавая Ниаллу в полное владение свой рот и проклиная его всем сердцем. Несчетное число раз она говорила себе, что ненавидит графа, но ненависть эта подвела ее. И теперь, вместо силы, девушка ощущала слабость. Но в объятиях его было нечто такое, чему невозможно было сопротивляться… нечто, не имеющее физической природы. Ниалл целовал ее с таким гневом и страстью, которых она еще не знала. Она тосковала по его любви, по тому доброму, что скрывалось под этой жестокостью.Равенна не хотела верить, что существуют какие-то силы, которые способны заставить ее ощутить такое, чего она совсем не хотела; однако, когда Тревельян взял ее лицо в ладони и целовал, целовал ее губы, когда спина девушки уперлась в грубый камень стены, когда рот ее алкал его уст, отрицать что-либо было бессмысленно. Сдаваться было немыслимо, но Равенна тем не менее капитулировала. Ибо ложь этих уст была такой сладкой, и страсть одолевала ее. Его рот, и губы, и каждое прикосновение проникали в самую ее душу, которая уже шептала:– Наконец. Наконец. Наконец я нашла тебя.Оторвавшись от рта Равенны, Тревельян повлек ее за собою по лестнице. Губы ее кровоточили, а рот казался пустым. Ненавидя себя, она прикрыла губы рукой, словно чтобы удержать на них ощущение поцелуя, страстного лобзанья, которого она жаждала.Ниалл тащил ее за собой по лестнице в спальню, и Равенна почему-то не сопротивлялась. Каким-то образом он опутал девушку паутиной, лишившей ее всякой способности к самозащите. Все ловушки были известны заранее: Тревельян, как старший, владел искусством соблазнения, она же, по невинности своей, даже не способна была полностью осознать, что ей грозит, и была слишком околдована им, чтобы воспротивиться. Но остановить Ниалла уже было невозможно. Казалось, сама судьба толкала их в его спальню. И неизбежны были эти поцелуи: на кресле в прихожей, возле резного столба под балдахином, на атласном покрывале постели. И нельзя было обмануть себя: она хотела его поцелуев… долгих, сладостных и страстных. Более того, они казались желанной водой, оросившей пустыню ее одинокой души. В жизни ее не было никого: ни подруг, ни любовников. Дряхлая Гранья недолго еще задержится на земле. У нее не было никаких реальных перспектив для брака, и будущее казалось Равенне черной бездной, из которой не могло выйти ничего хорошего.Да, она жаждала его поцелуев – из-за ложного обещания, которым они пытались обмануть ее. Тревельян принадлежит к Верхам, а она – никто… ничтожество, даже в глазах соседей. Тревельян никогда не снизойдет до того, чтобы сделать ее леди. Люди его положения не женятся на подобных ей, и никакой гейс не изменит этого, даже если все вокруг будут молить Бога о таком браке.Рука Ниалла легла на ее затылок, он словно пил из ее губ, рождая ослепительную радость в сердце Равенны, невзирая на весь ждущий впереди мрак. Она получит его. Пусть тревога заменяла ту музыку, которую ей хотелось бы слышать. Пусть он еще не сказал ни одного слова о любви. Она понимала, что Ниалл испытывал к ней лишь плотское вожделение, но когда он расстегнул последний крючок на старом синем шерстяном платье, не произнесла и слова протеста. Равенна лишь смотрела на Ниалла с желанием и болью, измученная происходящим… тем, как полно этот волевой и могущественный человек покорился женщине из низов… его готовностью молить ее о любви.– Я девственна, – прошептала она, ощущая его поцелуи на плече; на сей раз шерстяное платье мгновенно соскользнуло на тяжелые шелковые покрывала.Тревельян помедлил, едва осознавая ее слова.– Девственна, – пробормотал он, лаская ее шею языком. – Прекрасно.– Ты слышал меня? Слышал? – Голос ее был полон едва сдерживаемой страсти. Равенна не знала, какая часть ее существа еще сопротивляется ему, однако чувства самосохранения оказалось в ней сильнее, чем думалось ей самой. Она не сомневалась в том, что ей следовало быть более благодарной этому чувству, однако она – как ни странно – ощущала одно лишь сожаление.Ниалл посадил Равенну к себе на колени и ладонью охватил прикрытую рубашкой грудь, воспламеняя ее чресла огнем желания.– Я слышал, – негромко шепнул он, – и вот-вот поверю.– Неужели ты… – слова не давались ей. Губы Ниалла уже нашли под тканью ее сосок. Застонав, Равенна сказала едва ли не пьяным голосом: – Неужели… ты… настолько зол, что… заставишь меня доказывать это.Аргумент был слабым.– Ты предназначена мне, – горячее дыхание его сделалось частым. – Девственница ты или нет – мне безразлично; все это относится к твоему телу. А мне оно не нужно.Голос Тревельяна напрягся: сбросив с ее плеча бретельки рубашки и корсета, он освободил ее полную грудь.– Мне нужна твоя душа, – прошептал он, прежде чем припасть губами к соску.Равенна в беспомощности погрузила пальцы в его волосы, мечтая о том, чтобы рассудок ведром холодной воды отрезвил их обоих. Надо бежать, надо отвергнуть это безумие, однако она знала, что не сделает этого. Ниалл привлекал ее к себе каким-то необъяснимым магнитизмом. Потребность находиться с ним влекла ее дальше с неудержимой силой. Вот оно – неизбежное.– Пожалуйста… – прошептала она, не зная, чего хочет.Сапоги Ниалла с грохотом упали на пол. Его рубашка и брюки уже лежали на ковре, а черный галстук траурной лентой свисал со столба над постелью.«Пожалуйста» – слово это звучало в голове Равенны, когда он оказался на ней, перед этим избавив ее от последнего клочка одежды. Она не могла договорить просьбу.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130