я мимоходом подумала, что он повзрос-
лел, от переживаний, что ли...
Когда я оторвала взгляд от Луара и снова отыскала Солля-старшего,
на Эгертовом лице еще лежал след недавней улыбки. След веселья не успел
уйти из уголков рта - но мне вдруг сделалось холодно до дрожи.
Еще смеялись гости, еще раскланивался вспотевший Луар, что-то го-
ворила госпожа Тория; на моих глазах с лица Эгерта, оказавшегося за
спинами всех, опадали уверенность и счастье - так куски плоти опадают с
мертвой головы, обнажая череп. Он смотрел на сына, смотрел на отрыва-
ясь, и я доселе я ни в чьем взгляде не видела такого безнадежного, зат-
равленного, такого всепожирающего ужаса. Казалось, Солль смотрит в лицо
самому Черному Мору.
Мне стало нехорошо; смех начал стихать постепенно - будто одну за
другой задували свечи. Гости по очереди поворачивали голову к хозяину
праздника - и слова застревали у них в горле. Тория Солль стояла перед
мужем, сжимая его руку, заглядывая в глаза:
- Эгерт... Плохо? Что? Эгерт, что?
Его губы дернулись - он хотел что-то ответить, но вместо слов по-
лучилась лишь гримаса. Луар сорвался с подмостков, подбежал, подметая
землю полами плаща, схватил отца за другую руку; Эгерт - или мне пока-
залось - содрогнулся, как от раскаленного железа.
Все говорили разом - сочувственно и ободряюще, нарочито весело и
тревожно, вполголоса; служанка принесла воды, но Эгерт отстранил пред-
ложенный стакан. Кто-то выкрикнул, что при головокружении полагается
бокал доброго вина, кто-то предлагал подкрепиться. В окружении многих
лиц я то и дело теряла белое лицо господина Эгерта - а вокруг него
столпились все, и Муха, и Флобастер, и Фантин, и какие-то кухарки, и
кучер - слуги, похоже, все его очень любили. Только я одна стояла в
стороне, у занавески, и рука моя без всякого моего участия терзала и
комкала несчастную ткань. Мне казалось, что случилось что-то очень пло-
хое. Ужасное.
Наконец, Солль освободился из рук жены и сына. Толпа чуть рассту-
пилась; не оглядываясь и ни на кого не поднимая глаз, господин Эгерт
нетвердой походкой двинулся к дому.

* * *

...Он опомнился. Дождь наотмашь хлестал в лицо, лошадь едва держа-
лась на ногах, вокруг расстилались пустые поля с комьями коричневой
земли, рябые лужи под низким небом, ватный, безнадежный, осенний мир -
но самое страшное, он не мог понять, рассвет или закат прячется за глу-
хим слоем туч.
Он поднял голову, подставляя впалые щеки дождю. На минуту пришло
забвение - он ощущал только холод бегущих капель, ледяное прикосновение
ветра да глухую боль в спине; он растворился в холоде и боли, смакуя
их, как гурман смакует новое блюдо. Холод и боль давали право не думать
больше ни о чем. Еще минуту. Еще мгновение покоя.
Потом он вспомнил, и несчастная лошадь истошно заржала, роняя пену
и кровь с израненных шпорами боков, заржала и кинулась вперед, не раз-
бирая дороги и поражаясь невменяемому поведению доселе доброго хозяина.
Эгерт кричал. Его никто не слышал, только серое небо и дождь.
У него не было оружия, чтобы покончить с собой.

* * *

...Луар наступал на меня, вращая глазами:
- Это... игра! Это... ты... Я чем-то... оскорбил его, я не должен
был...
- Не говори ерунды, - мать его, госпожа Тория, казалась воплощени-
ем бесстрастности. - Спектакль тут ни при чем. Отцу понравился спек-
такль. У него просто закружилась голова, такое бывало и раньше, нужно
дать ему время прийти в себя, а не раздражать причитаниями... Возьми
себя в руки, Луар!
Я молча восхитилась - не женщина, кремень. Луар подобрал губы, по-
косился на меня с упреком и, ведомый матерью, ушел в дом.
На том праздник и закончился. Гости попытались смыть неприятный
осадок остатками вина, так их, пьяненьких, и уложили спать, благо ком-
нат в доме было в достатке. Нас тоже хотели пригласить в дом - но Фло-
бастер вежливо отказался.
В ту ночь я не спала ни секунды, и потому у меня появилось вдруг
множество времени - целая вечность - чтобы на все лады размышлять. Раз-
мышлять - в чем же и как я провинилась перед господином Соллем.
В полночь из дому вышел человек - лица в темноте не разглядеть -
вывел оседланную лошадь, вскочил верхом и ускакал, едва перепуганный
сонный слуга успел отпереть ворота. Следом вышла женщина и отослала
слугу; ветер раскачивал фонарь в руках женщины, она долго стояла на до-
роге, и я видела пляшущие по двору тусклые блики.
Она простояла до утра. Фонарь догорел, всадник не вернулся; под
утро хлынул дождь.

* * *

Тория солгала сыну - может быть, первый раз в жизни. Никогда у
Эгерта Солля не кружилась голова.
Никогда раньше не случалось, чтобы муж ушел, не проронив ни слова.
Со всеми болями и несчастьями он шел к ней - к ней, а не от нее.
Пламя фонаря металось в стеклянных стенках. Тории казалось, что
ночь пришла навсегда и закончился сон о том, что она женщина, она
счастлива и счастливы ее муж и дети...
Тории казалось, что она мертвое дерево у обочины.
В доме спала Алана. Спала старая нянька, спали гости, друзья, та-
кие милые вчера и такие ненужные теперь. Эгерт ушел, после его ухода у
Тории не осталось друзей; даже на утро после смерти отца Тория не была
так внезапно, так болезненно одинока.
Она не могла быть под крышей. Она вообще не желала быть.

* * *
...Мы выехали на рассвете, и за всю дорогу никто не сказал ни сло-
ва.
Тяжело вздрагивали мокрые холщовые стены.

Это ознакомительный отрывок книги. Данная книга защищена авторским правом. Для получения полной версии книги обратитесь к нашему партнеру - распространителю легального контента "ЛитРес":


1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20