– Сражается с французами? – Образы солдат и выжженных солнцем плато, картины кровавой бойни промелькнули у него перед глазами. Он был там? Возможно, он лишь читал о сражениях в газетах, поскольку образы эти были лишены четкости его снов. – И тогда появился я, и я не знал, кто я такой. – Удобный материал для мужа, которого не существовало.
– Это не все. – Она опустилась на скамейку подальше от него. – Я научилась кое-каким ритуалам у бабушки Розы. Простые способы сконцентрироваться на том, чего хочется или в чем чувствуешь необходимость. Однажды ночью я проснулась с чувством отчаяния, и тогда я вспомнила о ритуале на исполнение желания, попросив решить мою проблему с Берком. – Она невесело усмехнулась. Бабушка Роза любила повторять, что ее ритуалы – все равно что молитвы, но с добавлением благовоний.
– Итак, ты возжелала себе мужа.
– Я не думала ни о чем таком конкретном. Но когда я зажгла благовония в беседке, я поймала себя на том, что тоскую по… мужу, о котором мечтала. О мужчине, который совсем не похож на Берка. После ритуала мне стало хорошо и покойно, и я даже немного задремала, но проснулась, услышав настойчивый голос в голове, который звучал совсем как голос бабушки Розы. Она сказала, что я должна идти на берег. – Мария подняла на него глаза. – И тогда я нашла тебя.
– Мне как-то с трудом верится, что тогда я выглядел как чья-то воплощенная мечта о муже. – Он присел на противоположный край скамьи, как можно дальше от Марии. Его ощущение себя как личности разлетелось на мелкие осколки. Он чувствовал себя растерянным и беспомощным. Он не был Адамом Кларком. Он был никем.
Он считал, что любит Марию, принимал это чувство как должное, потому что она была его женой. Раз она его жена, то, конечно же, он ее любит. В это легко было поверить, принимая во внимание ее красоту и доброту. Но все, что было между ними, основы вал ось на лжи. Они были чужими людьми, и теперь он больше не знал, что к ней чувствует.
Она продолжала:
– Вначале я не связывала твое появление с ритуалом на исполнение желания. Я просто хотела вытащить тебя на берег и спасти от смерти. – Она замолчала и молчала несколько долгих секунд. – Когда я спросила тебя, помнишь ли ты, что я – твоя жена, было так, словно бабушка Роза произносила эти слова за меня. Но я не виню ее. Я сказала это, и я не стала позже отрекаться от своих слов:
Удивительно, но он понимал, как обстоятельства могут создать иллюзию логичности и правильности, когда на самом деле все совсем не так. Но… она солгала относительно самого главного – того ключевого факта, который стал его якорем, стержнем, вокруг которого вращалась его вселенная. Теперь этого стержня больше не было.
– Мое появление могло показаться даром судьбы. Но почему ты не открыла мне правду, когда Берк уехал?
– Я хотела, но ты казался таким счастливым, считая меня своей женой. – Она опустила глаза на скомканный шарф. – Я переживала за тебя, думая о том, какова будет твоя реакция, когда ты осознаешь, что ты один и не помнишь, кто ты.
Она не зря переживала, но он считал, что проще было бы принять с самого начала тот факт, что они не знакомы друг с другом. В тот момент, когда он очнулся, еще пропитанный соленой влагой моря, он сразу, без оговорок и сомнений, поверил в то, что они женаты. И вскоре он уже начал чувствовать, что больше ничего ему знать не нужно.
Теперь многое из того, что казалось загадочным, обрело смысл. Неудивительно, что она ничего не знала о его прошлом, его семье, его занятиях. Возможно, это удар по голове сделал его таким доверчивым. Иначе нельзя понять, отчего он принимал на веру ее объяснения. Оглядываясь назад, он поражался тому, что не пытался ни о чем допытаться.
– Почему ты назвала меня Адамом?
– Адам – первый человек, и с этим именем, как мне показалось, ты чувствовал себя уютно. – Она вздохнула. – Я продолжала надеяться, что память вернется к тебе и тогда я смогу во всем признаться. Если бы память вернулась к тебе на следующий день или через день, то моя ложь не имела бы уж такого большого значения. Я могла бы придумать более или менее правдоподобное объяснение моей лжи. Но чем дольше я притворялась, тем труднее становилось сказать тебе правду.
Итак, он был безымянным странником, живущим за счет женщины, которая нуждалась в защите от негодяя. Он посмотрел на свои мозолистые руки. Не похожи они на руки джентльмена. Сознание того, что он мог быть садовником или матросом, не удручало его. Что его удручало, так это незнание того, кто он такой.
– Завтра я уеду, хотя мне придется попросить у тебя одежду, поскольку своей у меня нет. – Он издал звук, больше напоминающий хриплый лай, чем смех. У него ничего не было, он ничего не знал, он был никем.
– Нет! – Она в ужасе уставилась на него. – Я с удовольствием дам тебе одежду и деньги, но куда ты пойдешь? Что ты будешь делать?
– Понятия не имею. Но будь я проклят, если останусь сидеть на твоей шее, как нищий, клянчащий подаяния.
– Ты не нищий! – воскликнула она. – Ты мой друг. Здесь тебе всегда рады.
– Твой друг?.. – Онемение, которое началось с области солнечного сплетения, распространялось по телу, растворяя силу и счастье, которое он познал с Марией. – Я думал, что я тебе гораздо ближе, чем просто друг. Теперь я понимаю, почему ты избегала моей постели.
– Я пыталась быть благоразумной, – прошептала она.
Он пристально смотрел ей в лицо.
– Почему ты сегодня передумала? Глупо было отдавать свою девственность чужаку.
– Ты мне больше не чужой. – Она густо покраснела. – И сегодня я хотела тебя так сильно, что мне было наплевать на последствия.
Он счел ее замечание лестным для себя, но ее слова стали для него и ушатом холодной воды.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109