Прямые черные волосы свисали до плеч по моде саксов, но были все же слишком длинными.Почти закончила. Слава Богу!— У тебя несколько укусов в усах. Может, ты сбреешь их совсем, чтобы я могла добраться до жал?— Почему у тебя кожа такая гладкая?Понадобилось несколько мгновений, чтобы до нее дошли слова Эйрика. И тогда она поняла, что его глаза — ярко-голубые, как лед, — широко открыты и пристально смотрят на нее. С близкого расстояния.Она нахмурилась и сгорбила плечи, но слишком поздно.Эйрик крепко схватил ее за подбородок и повернул лицом к свету:— Сегодня у твоей кожи нет обычного сероватого оттенка. Нет и морщин, и признаков старости.Идит едва смогла удержать дрожь в губах под его пристальным взглядом.— В твое отсутствие я много бывала на солнце. Загар придает здоровый вид коже, ты разве не знаешь?Казалось, она его не убедила.— Помимо того, у меня в семье у всех хорошая кожа. Говорят, у моей бабушки не было ни единой морщинки, когда она умерла в возрасте пятидесяти двух лет.О Господи! Идит пришла в отчаяние. Сейчас представился удобный случай признаться в своем маскараде, однако, учитывая настроение Эйрика, она опасалась его реакции. При еще не завершенном браке он легко мог прогнать ее. Стоит ли ей сейчас пытаться поговорить с ним начистоту? Нет, лучше выждать еще немного, пока не прояснится недоразумение со Стивеном.Но нужно как-то отвлечь его внимание.— Ну, если ты отказываешься сбривать усы, тогда закрой, по крайней мере, снова глаза, чтобы я могла копаться среди волосков.Эйрик что-то пробурчал, однако слова прозвучали неразборчиво, поскольку ее левая рука зажимала ему рот. Жесткие волоски щекотали ей пальцы, и Идит невольно вспомнила, как они щекотали во время того страстного, умопомрачительного поцелуя в этой самой комнате.Казалось, Эйрик вспомнил про это тоже. Голос его прозвучал хрипло, когда она отступила назад и он спросил:— Ты закончила?— Да, повернись еще раз. Мне нужно приложить к ранам что-нибудь успокаивающее, чтобы укусы не распухли.Пока она оказывала помощь, слуги принесли в комнату лохань, полную горячей, судя по пару, воды, а также соль и луковицы, как она и велела. Она высыпала всю соль из горшка в воду, затем повернулась к столу, где все еще лежал нож. Разрезала пополам большую луковицу и начала натирать ею спину Эйрика быстрыми движениями.— Ааах! Как приятно.— Я знаю, так и должно быть. Теперь встань, чтобы я могла натереть ноги.Она опустилась на колени и вдруг почувствовала, как ноги Эйрика напряглись.— Что это за безбожный запах?— Лук.С руганью он протянул руки и поставил ее на ноги. Сначала недоверчиво уставился на белое полушарие в ее руке, затем на слезы от лукового сока, струившиеся по ее лицу.— Святые мощи! Как ты смеешь покрывать мое тело этой вонючей дрянью! Ты издеваешься над моим телом, пользуясь моим бедственным положением?— Нет, всем известно, что луковый сок — первейшее средство от пчелиных укусов.— Ну так пусть эти все и отправляются ко всем чертям. — Он схватил ее за руку, потащил к лохани и, сунув ей тряпку и кусок мыла, приказал: — Сейчас ты смоешь с моей кожи каждую каплю этой дряни, иначе я забью тебе все луковицы в глотку, так что у тебя из ушей потечет сок.Он залез в горячую воду, но тут же вскочил на ноги:— Ох! Жжет как адское пламя. Что в воде?— Соль.Выбравшись из лохани, он схватил ее за локти и оторвал от пола, так что они оказались нос к носу, глаза к глазам.— Так ты еще собираешься втирать соль в мои раны? Ну, женщина, ты перешла все пределы бесстыдства.Он потряс ее так неистово, что у нее все смешалось в голове, затем резко опустил на пол. Она молча смотрела на красивое его лицо, до безобразия искаженное гримасой ярости.— А тебе понравится, если я натру до крови твое тело песком, а потом посажу в лохань с соленой водой?— Ты не можешь говорить это всерьез.— Ах, не могу?Она отступала назад, роняя слова:— Ты просто не понимаешь… не прикасайся ко мне… ох, ты намочил мое платье… перестань… соль остановит нагноение укусов, они не распухнут… правда, послушай меня… ох, ты, противный чур…Больше она ничего не успела сказать, потому что. Эйрик схватил ее и окунул, прямо в платье, в лохань, а затем еще и сунул под воду голову. Она разогнулась, отплевываясь, лишь для, того, чтобы услышать его слова:— Раз уж ты в воде, смой этот противный жир с волос. Он воняет. — Не успела она пикнуть, как он снова сунул ее голову под воду и держал до тех пор, пока у нее не защипало в носу.Когда она наконец вылезла из лохани, злая как черт, с мокрыми волосами, повисшими под промокшим платом, то от шерстяного платья тотчас же натекла на усыпанный тростником пол огромная лужа.— Ты… ты… ты… — бормотала она, не в силах найти подходящие для его безобразий слова.А Эйрик стоял голый во всем своем великолепии, подбоченясь, надменно расставив ноги, и хохотал до колик. Когда приступ веселья немного утих, он произнес с удивлением:— Ну, я чувствую себя несравненно лучше.— Ты гадина.Продолжая смеяться, он бросил ей кусок льняной ткани, чтобы она вытерлась, и показал на табурет. Натягивая штаны и рубаху с длинными рукавами, зловеще протянул:— А теперь мы поговорим о твоем коварстве и о том, что нам делать с нашим неудачным браком.Эйрик подошел к маленькому столику возле кровати и вытащил из ящика кусок смятого пергамента. Разгладив его на крышке стола, повернулся и протянул жене, не сказав ни слова. Затем отошел к противоположной стороне комнаты и прислонился к стене, дожидаясь, пока она закончит читать обвиняющее ее послание. Его кожа горела адским пламенем, но он не станет ни чесаться, ни лечиться луковым соком и соленой водой.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120