Это не темная, каким обычно бывает «юнкерс», а ярко-белая, серебристая машина. И не три, а четыре двигателя. По всему фюзеляжу — от носа до хвоста — искусно нарисованный дракон. А в белом круге — синяя звезда, от нее — полоски по краям… Ведь это американский самолет!..
Чувствую, как волосы под дужкой наушников зашевелились и становятся дыбом. И холодный пот враз прошиб: рубанул союзника! Что теперь будет?..
Заметив впереди «фоккеров», летчик стал отклонять «крепость» вправо, на юг, и с небольшим снижением начинает обходить Бреслау.
Что делать? Теперь надо прикрывать союзника, а то «фоккеры» добьют его. Пошел рядом. Довел до Ченстохова. Там он и совершил посадку.
Убедившись, что «крепость» нормально произвела посадку, развернулся и скорей — домой!
Лечу и думаю: что же теперь докладывать? Трибуналом ведь дело пахнет!
На аэродроме уже ждал Покрышкин. Подхожу, докладываю:
— Подбил «крепость», села в районе Ченстохов… Комдив смерил меня суровым взглядом, но сказал примирительно:
— Нехорошо, Сухов, союзников бить… Но ничего, авось все утрясется.
…В эти дни замечаем усиленное движение наших войск по Всем дорогам, особенно по автостраде Бреслау — Берлин.
Противник, ведя усиленную разведку, обнаружил это и предпринял контрмеры. Одно из средств — разрушить на автостраде мосты, переброшенные через реки. Это мощные сооружения. И гитлеровское командование считает, что, выведя их из строя, можно на некоторое время задержать подтягивание резервов.
Сидим однажды у радиостанции, с помощью которой обеспечивается посадка наших самолетов. Идет довольно активный радиообмен. Вечереет. Последняя группа возвращается с задания.
И вот слышен голос майора Михаила Петрова — штурмана Сотого полка:
— Не стреляй! Не стреляй!.. Сейчас опознаем цель… Чей-то голос:
— Каракатица какая-то! Очень уж большая… Петров:
— Да это ведь «юнкерс-восемьдесят восемь», а на нем верхом «фоккер» сидит!..
Кто-то повелевает:
— Атакуй!.. Атакуй!.. Пауза длится недолго:
— Горит! — врывается в наушники возглас. Второй как бы дополняет:
— Глянь, «фоккер» оторвался… Смотри, Миша, лезет вверх! Снова пауза. Мы уже нервничаем: ребята увлеклись, а тут сумерки надвигаются — как садиться будут?.. И вдруг — восклицание:
— Ну и взрыв!.. На лес упал твой «юнкерс»…
…Когда группа Петрова возвратилась, сумерки совсем уже сгустились.
Заинтригованные, мы заспешили на стоянку соседей. Идут летчики, возбужденные какие-то, оживленный разговор о чем-то ведут. А вот уже докладывают командиру своему — Герою Советского Союза Сергею Лукьянову:
— Возвращаемся с боевого задания, — сообщает майор Петров, — и тут замечаю нечто неправдоподобное. Присмотрелся — «юнкерса-восемьдесят восьмого» оседлал «фоккер». Представляете? На «юнкерсе» моторы работают, у него — тоже винт крутится. Видел я перед войной, как наши ТБ-3 по два И-16 несли. Немцы, видимо, без нашего патента работают…
Подошел начальник разведки дивизии Евгений Новицкий.
— Нет, это другое! — сказал он, и все повернули к нему головы. Командир поздоровался с Новицким.
— Ну-ка, расскажи нам, в чем здесь дело?
— Это, товарищ подполковник, последние вздохи у немцев. С бомбардировщиков часть летчиков пересела на истребители. А машины, выработавшие ресурс, противник стал использовать как управляемую торпеду: их начиняли взрывчаткой, на специальных креплениях устанавливали истребитель с летчиком на борту, который из своей кабины управлял и «юнкерсом» — взлетал, выходил на цель. Используя такую «комбинацию», получившую название «Мистель», гитлеровцы и пытались разрушать мосты и другие важные объекты.
…На следующий день мы поехали на место падения сбитой Михаилом Петровым «каракатицы», которая стала его 14-и победой в воздушных боях.
Перед нами предстала огромная воронка, а вокруг нее — на сотни метров поваленный лес.
После этого парами и четверками ходим на прикрытие мостов через реку Нейсе, да и через более мелкие переброшенные: все эти сооружения сейчас очень важны!..
…Вечером 14 апреля в срочном порядке, эскадрилья за эскадрильей перелетаем на аэродром Бурау. Это небольшая, длинная и узкая грунтовая полоса, словно бы стиснутая с боков густым хвойным лесом.
Техники, прибывшие сюда заранее, принимают нас, указывают места стоянок — и сразу же, как только заруливаем, принимаются маскировать самолеты.
Чувствуем: отсюда наш путь проляжет прямиком на Берлин.
Через день удостоверились, что в своих предположениях не ошиблись!
Маршрут проложен на Берлин
16 апреля 1945 года. День — как день. Напряженный ритм боевой работы, неукротимое стремление драться с врагом, наносить ему урон. Не знали мы тогда, что начинается наступление на берлинском направлении.
Все на аэродроме. Светает. И как-то враз вздрогнула земля, качнулось небо над головой…
Откуда-то со стороны Нейсе стал накатываться тяжелый гул, полыхнули зарницы небывалой грозы.
Аэродром — совсем близко от передовой, и даже чувствую, самолет мой вздрагивает всем своим металлическим телом, как при землетрясении.
Но мы уже догадались, что это: артиллерийская подготовка! Да какой силы!..
Насторожились, прислушиваемся.
— Орудия бьют. Только чьи? — произносит кто-то.
— Как — чьи? — с видом знатока говорит Федор Кутищев. — Конечно, наши!
И, как учитель на уроке, объясняет:
— Во-первых, по «голосу» узнаю. Во-вторых задание на сегодня какое? — сам же спрашивает, сам же и отвечает: — Прикрывать в районе Клейн-Кольциг…
Дольше часа гремит-грохочет на западе. Дрожит земная твердь, подрагивает самолет. Сидя в кабине, чувствую это пятками своими.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115