— Я нахожусь перед вами собственной персоной, — ответил я с легкой обидой в голосе. — И вы уже видели меня до этого. Присмотритесь-ка получше. Я вас тоже видел, в том же самом месте, но не прошу предъявить партийный билет.— Партия не имеет к этому никакого отношения.— Думаю, что партии все это не очень бы понравилось, а?— Это не ваше дело. С чего это такому ярому нацисту, каким был Вильгельм Руст, вдруг взбрело в голову послать вас учиться в американскую школу?— Вы бы лучше приберегли ваши вопросы для фроляйн Киог, — заметил я в сердцах.Она улыбнулась Ее крупные, как и все в ней, зубы казались в темноте кипенно-белыми. Я поднялся и, чтобы обойти се, мне пришлось отступить немного в сторону. Она подняла руку, пытаясь меня остановить, но тут же ее опустила. Я подошел к окну и закурил сигарету. Занавески были задернуты. Я попытался сориентироваться и определить, на какую сторону выходит окно — во двор, где стоял на своем посту Бронфенбреннер, или же на улицу, где отлеживался в кустарнике Отто Руст, и пришел к выводу, что все-таки на улицу. Зиглинда стояла за моей спиной. Она подошла по ковру быстро и бесшумно, но я заметил упавшую на занавеску тень от ее фигуры. Я обернулся и увидел ее стоящую почти вплотную ко мне. И тут я понял, что она поверила в то, что я — это Отто Руст.— Вы что, сердитесь из-за этой Киог?— Конечно, я сержусь. Вы видели ее на вечере в Корпорации. Я заполучил ее, потому что хотел от нее кое-что узнать.— А мы сердиты из-за вашего отца.— Это был несчастный случай.— Вы считаете меня столь наивной, Heir Руст?— Повторяю, несчастный случай!Я подумал, что Отто настаивал бы на этом.— Ну хорошо, это не мое дело. Ваш отец мертв. Вы понимаете, в каком положении к связи с этим оказались мы с братом. Нашим начальникам был нужен Вильгельм Руст, а они очень неохотно воспринимают провалы и выслушивают оправдания. Пусть эта Киог и неравноценная, но все-таки какая-то замена. Хороша она в этом качестве или нет, нам и предстоит сейчас узнать. Но это, естественно, вас не касается. Однако вас, а вернее, нас обоих касается вопрос о деньгах.— Вот и не будьте такой дурой, чтобы передавать Пэтти Киог "красным". Если вы это сделаете, то вам никогда...— Я и не дура. Пэтти Киог будет отправлена тогда, когда мы будем к этому готовы.— Где она сейчас?— С моим братом.— Где с вашим братом? На Востоке?— Отто, что рассказывал вам отец о деньгах Управления стратегических служб?Я улыбнулся и покачал головой.— Много чего, — сказал я. — Почти все. Но если меня отвезут к девушке, то вместе мы, возможно, проясним всю историю от начала и до конца.— И она вам скажет?— Думаю, что да. Полагаю, что она мне доверяет. Деньги ее не интересуют. Она только хочет выяснить правду о том, что случилось с ее отцом.— И вы пообещали, что поможете ей? Я утвердительно кивнул и спросил:— А чем мне поможете вы?Зиглинда вновь продемонстрировала свои зубы и произнесла лишь одно слово:— Девчонка.— Хорошо, — ответил я. — Я готов хоть сию минуту.— Но она с братом сейчас не здесь.— Тогда где они?— Ну нет, Herr Руст. Сначала выкладывайте все, что вам известно.— В Берлине? — настаивал я.Она промолчала, спокойно закурила сигарету и стала ждать.— Кто-то из нас должен уступить, — наконец проговорила она. — Вопрос лишь в том, кто может предложить большую цену, так как было ясно, что доверять друг другу мы не можем.— Несомненно, — подтвердил я.Зиглинда улыбнулась. В первый раз за все это время улыбнулась по-настоящему. Ее лицо зарумянилось, а крупное, крепкое тело, казалось, размякло.— А почему бы и нет? — вдруг спросила она. — Почему бы нам не довериться друг другу?— Ну-ну, я слушаю, — отозвался я.— Мой братец — борец за идею. Деньги, даже такие большие, как золото УСС, вряд ли его заинтересуют. Я надеюсь лишь на то, что он не передаст девушку "красным" до того, как...— Вот и продолжайте надеяться, фроляйн, — ведь это все, что вам остается.— Таким образом, вы сами видите, что нам надо спешить. Но вы, Отто, должны еще видеть, что если Зигмунда интересует только долг, то золото УСС можем поделить мы с вами. Восемьсот тысяч марок. Восемьсот тысяч.Она выждала, чтобы я переварил эту цифру. Восемьсот тысяч марок — это было двести тысяч в пересчете на доллары. Американские доллары.После того, что я слышал об этой парочке, я не поверил ни единому ее слову о Зигмунде. Однако заливала она мастерски. Ради денег она могла и сказать, и сделать все, что угодно. Странный для агента "красных" пережиток капитализма, но у Йоахима Ферге был бы ответ и на это. Штрейхеры стали "красными" скорее по воле случая так же, как случайно они примкнули до этого к фашистам. Они имели авторитарный склад личности, и здесь ни вкусы, ни пристрастия особой роли не играли.— ... и скажите мне тогда, — с жаром продолжала она, — неужели два человека, мужчина и женщина, не способны вместе насладиться подобным богатством лучше, чем каждый из них в отдельности, или даже намного лучше, чем это могли бы сделать брат с сестрой?Ответ мог быть только один.— Ja, Зиглинда, — проговорил я.— Брат нервничает. Времени может оказаться слишком мало. О, если бы мне удалось убедить вас!— Я уверен, что вам это удастся, но только в том случае, если вы отвезете меня к фроляйн Киог.— Но если я до этого не скажу Зигмунду, что можете дать вы, он взорвется. Видите ли, брат вовсе не считает происшедшее с вашим отцом несчастным случаем.— Ну сколько раз я должен повторять — это был несчастный случай!— Отто, прошу вас, успокойтесь.— Хорошо, не будем об этом. Докажите, что я могу вам верить. Отвезите меня к девчонке.Зиглинда опять одарила меня улыбкой, стоившей никак не меньше восьмисот тысяч марок.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63