Мы все стояли и смотрели на него, а он у нас на глазах начал бредить и потерял сознание.
Я, в некотором роде, надеялся на то, что и от удара табуретом между ног ему тоже хорошо досталось. Ну да и с этим тоже должно было все обойтись. Но с другой стороны, приличный разряд парализатора просто так не переживешь.
Единственный способ лечения — время, так что почти наверняка неудачливому нахалу теперь предстояло еще дней десять мучиться от спазмов гортани и изнурительных приступов кашля.
На мой взгляд, все складывалось очень удачно.
— Меня устроят извинения, которые принесет мне ваш приятель, — объявил я.
— Мы бы не против, — откликнулся самый рослый из товарищей поверженного межзвездника, — да только тогда нам всем придется с ним подраться, как только он выйдет из больницы. Гвим с подчиненными не цацкается.
Вот что еще я терпеть не мог в межзвездниках, так это то, что они обожали отдавать друг дружке приказы и исполнять их, и то, что они сокращали прекрасные древние имена вроде имени «Гвиллем» и превращали их в уродские огрызки типа «Гвим».
— Ладно, — сказал я, — тогда давайте продолжим. Теперь нас поровну, и все будет по-честному.
Те двое межзвездников, что стояли подальше, шумно сглотнули слюну, но, надо отдать им должное, кивнули все. Может быть, несмотря на то как они вырядились, у них осталось хоть по капельке enseingnamen.
— Давайте выйдем на улицу, — добавил я. — Хватит уже у Пертца мебель крушить, а случайным разрядом нейропарализатора можно и предков потревожить.
Я взглянул на Стену Почета, вспомнил покойных родителей Пертца, и мне показалось, что все они дружно кивнули мне с видеоэкранов. Иллюзия была потрясающая, но длилась всего мгновение.
Когда я отвел взгляд от Стены Почета, я обнаружил, что все межзвездники согласно кивают, как и мои секунданты.
Аймерик приобрел ленивый, скучающий вид, какой всегда приобретал, когда предвидел, что развлечется на славу. Маркабру, лучший после меня драчун, был в полной боевой готовности, но при этом сдержан. Лицо его не выражало почти ничего — то есть он пребывал в том состоянии, когда мысли и действия целиком и полностью совпадают. А я входил в это состояние с каждым вдохом.
У Рембо яростно сверкали глаза. Он раскачивался с пятки на носок — чуть не подпрыгивал. Признаться, не знаю никого, кроме Рембо, кто бы так обожал добрую драку и головокружительные приключения. Физиономию его украшали многочисленные шрамы, левое плечо и правое колено у него не сгибались — мышцы в этих местах не желали верить, что не изрезаны. Наверняка и внутренностям Рембо тоже в свое время досталось.
Если бы я соображал здраво, я бы, пожалуй, на этом и остановился, но нам с Рембо было всего по двадцать два стандартных года. А в таком возрасте всякому кажется, что он бессмертен. И потом — позднее Рембо скажет мне, что ему положительно все равно, как умереть, и что волнует его только вопрос о том, когда это произойдет.
Резко кивнув, он дал мне знак не затягивать. Я сказал:
— Что ж, господа, в таком случае — на улицу. До первой просьбы о пощаде, до первой смерти или безо всяких ограничений?
— До первой смерти! — вскрикнул один из межзвездников, а смуглый блондин — похоже, их нынешний предводитель — кивнул:
— Думаю, придется, чтобы защитить честь Гвима.
— Отлично. В таком случае — на улицу, atz dos, — сказал я.
Мы вышли на улицу по двое — один от нас, один от них.
Так полагается у людей чести. Правда, при том, что они были звездолетчиками, в таком раскладе имелся определенный риск, но после вывода из игры их наглого вожака все они вели себя с подобающим enseingnamen, поэтому и я повел себя с ними благородно.
На улице было пусто. Все спустились в Нупето, сегодня был праздник. Издалека доносилась музыка. В разных районах города играли десятки духовых оркестров, и при таком расстоянии их музыка сливалась воедино.
Виллы красного кирпича, подсвеченные теплым закатным солнцем, цветом напоминали кровь. Маленькая красная точка Арктура, пребывавшего в той фазе, когда он кроваво-ал, опускалась в Море Тотц. На берег накатывали высокие валы.
Скиммеры, любители покататься на волнах (надо отметить, что у западного побережья Новой Аквитании кататься на волнах можно, начиная с двух километров от берега), уже выбирались на песок, а некоторые, наоборот, ставили паруса и уходили подальше в море, чтобы стартовать завтра с утра. В эти последние несколько недель перед приходом Тьмы, когда небо еще подолгу оставалось темно-лиловым, а длинные вечера были очень теплыми, все, казалось, куда-то спешат, и притом — спешат чересчур.
Славно было в такой вечер остаться в живых, но подраться от души тоже было неплохо.
— Продолжим, — сказал я. Я был обязан это сказать, хотя изначально виновником был я, но теперь получалось, что в глазах парней межзвездников я выгляжу оскорбленным, и потому все решения относительно порядка драки принимать мог я. Я мог бы определить и причину, согласно которой, собственно говоря, мы и намеревались драться, но я предпочел, чтобы это сделали наши противники, дабы тем самым унизить их. Когда я увидел, какими мальчишескими и напуганными стали их физиономии здесь, где так резки были вечерние тени посреди красно-кирпичных домов, я подумал было, не понизить ли планку до первой просьбы о пощаде, но тут же передумал. В конце концов они сами были виноваты в том, что повели себя ne gens.
Вот пусть теперь и расплачиваются.
Тут я произнес традиционные слова:
— Atz fis prim. Non que malvolensa, que per ilh tensa sola.
Это означало: «До первой смерти. Не ради зла, но ради того, чтобы уладить ссору». Первая фраза была призвана напомнить всем, когда мы должны остановиться, а вторая — что наша драка — это не кровавая резня и не должна ею стать, а призвана только раз и навсегда снять с повестки дня тот вопрос, из-за которого, собственно, началась.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118