И я так думаю, что именно рассчитывая на смятение в наших рядах, сальтинисты и дали в итоге разрешение на проведение экспедиции. На самом деле я готов побиться об заклад: они так долго сопротивлялись и тянули резину как раз для того, чтобы обмануть нас.
Мы так долго добивались разрешения, что теперь просто не сможем не отправиться в экспедицию — так думают сальтинисты. Мы попались на крючок, заглотнули наживку. Они теперь точно знают, когда учинить что-то грандиозное при том, что мы не сумеем дать им достойного отпора. Я еще раз повторяю, companho, нас обвели вокруг пальца. — Он откинулся на спинку стула и медленно обвел всех нас взглядом. — Ну а теперь пусть кто-нибудь попытается убедить меня в том, что мои подозрения беспочвенны.
Торвальд кашлянул. Слушая Аймерика, он выводил пальцем на крышке стола какие-то замысловатые фигуры. Я не уставал поражаться: как он успел так быстро повзрослеть? У меня на родине он уже не сошел бы за jovent. Украдкой бросив взгляд в зеркало, я убедился в том, что и я сам тоже как бы вышел из этого возраста. Торвальд снова кашлянул, уже был готов что-то сказать… вздохнул и проговорил:
— Ну… Все вроде бы верно, но сказать что-либо определенное пока трудно. В конце концов, ход экспедиции будет освещаться всеми главными каналами информации. По контракту мы везем с собой две камеры прямого эфира, оборудование для видеозаписи и спутниковые антенны. Поэтому любой участник экспедиции в любой момент сможет сделать заявление, если пожелает. Другое дело, что Сальтини способен взять под свой контроль средства информации и связи с экспедицией и помешать нам быть в курсе того, что творится в столице. Здесь, в Утилитопии, всегда можно отправиться на Ярмарку, развесить там листовки, взойти на трибуну, произнести речь, но все, кто отправится в экспедицию, будут непосредственно зависеть от того, не перерубить ли Сальтини каналы связи.
Аймерик скорчил гримасу.
— Кстати говоря, одним из способов отвлечь внимание народа от происходящего в Утилитопии может быть вполне невинная схема: участников экспедиции запросто можно лишить информации о здешних событиях за счет того, что все каналы будут забиты «радостными вестями» об этой самой экспедиции. И тогда, даже если все движение сопротивления в Утилитопии будет лишено доступа к средствам информации и связи, для среднего обывателя все будет выглядеть так, будто гражданские свободы все еще в полном ходу.
— Что ж, — сказала Маргарет, — в таком случае нам нужно решить две небольшие проблемы. Честно тебе скажу, Аймерик, дело, конечно, важное, но не настолько, чтобы впадать в панику.
Аймерик озадаченно вздернул брови, но знаком попросил Маргарет продолжать.
— Послушайте, — сказала она, — нам нужно сделать две вещи. Нам нужно обзавестись приватным каналом связи, который не подвластен Сальтини. Все надо будет устроить так, чтобы даже если тут всех арестуют, участники экспедиции об этом узнали. Кроме того, нам нужно позаботиться о том, чтобы у участников экспедиции была возможность сделать официальное заявление в Утилитопии, если случится то, о чем говорит Аймерик. Если мы решим обе эти проблемы, то нам нечего будет переживать из-за ПСП. Мы даже обзаведемся преимуществом неожиданности действий и сможем нанести удар тогда, когда они меньше всего будут этого ожидать.
Аймерика предложения Маргарет, похоже, порадовали, но он покачал головой.
— Ты права. Тогда все может получиться, но… все должно быть отработано до мелочей, чтобы действительно получилось.
— Это относится абсолютно ко всему, — заметил Пол. — И, как уже было справедливо сказано ранее, экспедиция должна состояться обязательно. И мне, честно говоря, приятно от мысли о том, что у нас будет припрятана в рукаве парочка козырей, как и у Сальтини.
В дверь постучали. Я встал, открыл дверь. Вошли посол Шэн и преподобный Каррузерс. «Ну, — подумал я, — вот теперь слухи точно пойдут, но по крайней мере — не беспочвенные». Я закрыл дверь, и тогда Каррузерс сказал:
— Похоже на то, друзья, что нам надо обсудить нечто крайне важное.
Аймерик вздохнул.
— Похоже, мы всю ночь только этим и будем заниматься. Вы нам расскажете, какие у вас идеи, потом мы вам — какие у нас, а потом мы все вместе погрузимся в тоску.
Шэн позволил себе едва заметную улыбку.
— Не думаю, что новость, которую я собираюсь вам сообщить, повергнет вас в тоску. Совсем наоборот. Вы позволите мне сесть?
Мы, донельзя изумленные, хором сказали «да». Каледонцы никогда не спрашивали, можно ли им сесть, да и аквитанцы тоже: первые — потому, что считалось иррациональным, чтобы кто-то получал предпочтение, а последние — потому, что подобная забота о чужих чувствах попахивала упадочностью и в любом случае считалась ne gens. Позднее я узнал о том, что обе наши цивилизации в плане обиходного этикета жутко грубы в сравнении со многими другими.
Усевшись и получив от Торвальда чашку какао, Шэн сказал:
— Для того чтобы вкратце объяснить вам, почему раньше я не мог ничего говорить о происходящем и тем более предпринимать какие-то шаги, мне, пожалуй, придется немного рассказать вам о том, как в целом строятся отношения между Гуманитарным Советом, его послами и Тысячей Цивилизаций. Прежде всего вы должны уяснить, что в так называемой Внутренней планетарной Сфере, в которую входят Земля, Дунант и Пасси из системы Центавра, а также Кремер, Дюкоммун и Гобат, проживает почти девяносто процентов всего населения галактики и располагается около четырехсот колоний. Я перечислил всего шесть из тридцать одной планеты, но стоит одной из них порвать отношения с Советом — и нам будет грозить большая беда.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118