Ростовщик или
хлеботорговец, нажившийся на войне, скупал землю и строил себе дворец.
Бедняку же стало вовсе невмоготу. Если раньше не было нищих и никто не
позорил свой род выпрашиванием подаяния, то сейчас по улицам разгромленных
городов скиталась бездна людей, не имеющих денег на пропитание. Они
убивали богатых и делили их имущество между собой. Элладу раздирали смуты.
Стадо передравшихся быков забывает о волке, а волк, хищный зверь,
свирепо глядит на добычу сквозь чащу лавра. Так смотрели на греков их
соседи македонцы.
Македония - страна утесистых гор и дремучих лесов. Люди там живут
охотой, рубят сосны, занимаются пастушеством, кое-где сеют хлеб. Македонцы
изъясняются на варварском языке. Их всего пятьсот тысяч, но зато они
выносливы и хорошо владеют оружием. Народом, как и в Спарте, правил раньше
Совет родовых вождей.
При царе Архелае македонцы стали перенимать обычаи греков; эллины
строили варварам укрепления для защиты от еще более диких фракийцев,
обучали их войско боевому порядку. Македония особенно возвысилась в годы
царствования Филиппа Второго, - Филипп, как заложник, долго жил у
фиванского полководца Эпаминонда и получил образование на греческом языке;
вернувшись домой, молодой царь покорил местных князей и стал единым
правителем государства. Он создал хорошее войско, захватил немало
греческих поселений у Геллеспонта [Геллеспонт - ныне пролив Дарданеллы] и
обратил свой ненасытный взор на Элладу.
Греки не подчинились бы власти северных дикарей, но внутри самой
Эллады не было единства: горожане среднего достатка и бедняки не желали
прихода македонцев, - они хотели сохранить народное управление, обычай
раздач, закон об уплате жалования, неприкосновенность свободнорожденного
человека; выступили против царя Филиппа и хлеботорговцы, боявшиеся
потерять Геллеспонт, через который они плавали к Боспору за скифским
зерном, и оружейники - война обещала им прибыль. Оратор Демосфен стал
вождем народа и боролся против царя Филиппа и хлеботорговцы, боявшиеся
потерять Геллеспонт, через который они плавали к Боспору за скифским
зерном, и оружейники - война обещала им прибыль. Оратор Демосфен стал
вождем народа и боролся против царя Филиппа; зато другие ораторы - Сократ
и Эсхин, - а также толстосум Эвбул и вся шайка их приверженцев, богатых
купчишек и земледельцев, подкупленных врагом, с пеной у рта кричали на
площадях и перекрестках, что спасение Эллады от внутренних смут и раздоров
в руках Филиппа.
Пока эллины спорили между собой, Филипп двинул войска в Беотию; под
городом Херонеа произошла битва, македонцы разгромили соединения греческих
войск, и Эллада признала власть македонского царя. Правда, после убийства
Филиппа эллины подняли мятеж, но юный царь Александр подавил его, срыв до
основания стены священных Фив. Вот уже три года, как Эллада несет на себе
ярмо македонского ига.
Знатным хорошо: никто теперь не покушается на чужое имущество, - оно
закреплено новым законом за теми, кому принадлежало и прежде; нет былых
повинностей, когда "благодарным отцам" приходилось уделять часть хлеба для
раздачи бедному люду; торговцы свободно ездят по всей стране, удачно
покупают, выгодно продают и зарабатывают много денег. Да, жить богачу
стало легче. А бедняку? Какая польза ему от того, что закон навечно
закрепил имущество за его хозяином, если у бедняка ничего нет и нечего за
ним закреплять? Прежде, если он был голоден, собрание народа отвешивало
ему при раздаче зерна, отнятого у знатных, какую-то долю. Если его
изнуряли долги ростовщику, собрание их отменяло. Плохо или хорошо, но
человек не умирал от голода и холода, тогда как теперь остается или
грабить, или идти в наемные войска, бродить по чужим странам и валяться у
походных костров.
На дворе уже месяц Ленеон, зима - время, когда борей, налетев с
отдаленных фракийских пастбищ, гонит к береговым утесам шумную волну,
сокрушает в горных лощинах сосны, мокрые от дождя, насквозь продувает руна
овец и заставляет косматых зверей, скитающихся по лесу, трястись и
поджимать хвосты. Вот уже месяц Ленеон, зима - время, тяжелое для скота и
людей.
Утро. У пристани грохот, скрежет и звон. То моряки снимают с буковых
тумб и бросают через борт связки бронзовых цепей. Суда покидают гавань
Эмпирей и выходят на простор Саронического залива. Гребцы, помогая себе
песней, мерно взмахивают рядами длинных весел:
Ну-ка дружно, ну-ка все,
О эйа вот, о эйа все!
За молом, по знаку старших кормчих, матросы разворачивают квадратные
паруса. Тугие полотнища наполняются вихрем упруго напирающего воздуха.
Галеры покачиваются, валятся набок, черпают низким бортом студеную воду,
выпрямляются и летят, подобно стае испуганных птиц, по расплывчато-зеленым
волнам, рассекая пену их белых греблей.
Феаген очнулся, поднял голову и бессмысленно уставился на вереницу
кораблей, выстроившихся у причала. Из влажной, медленно рассеивающейся
мглы выступали стены хранилищ. Постепенно взгляд Феагена прояснился. Грек
судорожно зевнул, передернулся от холода и со стоном оторвался от груды
сырой листвы, на которой спал.
Он спал? Боже! Феаген всю ночь ворочался, охал, часто вскакивал и
метался по берегу, чтобы хоть немного согреться, - облезлая шапка из
собачьего меха, старая козья шкура и короткая, до колен, продранная в
десяти местах шерстяная туника не спасали от резких порывов северного
ветра - мокрого, пронизывающего до самого нутра, до печени и костей.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90